Назад Домой Вверх Дальше

horizontal rule

Ампутация сознания, или немного воска для ослиных ушей

Как правильно потреблять образы?

Далее автор выдвигает теорию «потребления образов» (хотя, если честно, лучше обозначить это как «товарное разнообразие», но «хозяин – барин»). Интересно, каким путем он это делает:

Суть рекламы - вовсе не в информации о реальных товарах, которые человек должен купить. Главное - создание изобилия образов, они и есть «бутерброды». Только кажется, что это - отражение изобилия вещей и возможностей. Реклама - иллюзия, часть той вымышленной («виртуальной») реальности, в которой живет человек Запада.

Некоторые мысли авторы о «потреблении образов» можно назвать удачными. Но он почему-то никак не связывает этот «голод на образы» с экономической системой. Видимо, его сдерживает то заявление, которое он сделал ранее:

Обычные объяснения краха СССР экономическими причинами несостоятельны - это попытка найти простое и привычное толкование необъяснимому.

А «голод на образы», который он выдвигает в качестве объяснения, растет не из особенностей экономической системы? Вот он сам пишет, что на Западе этот голод удовлетворялся за счет рекламы. Но хотелось бы напомнить автору, что «суть рекламы» - это не «создание образов», которое является только «методом», служащим для того, чтобы РЕАЛИЗОВАТЬ продукт, для того, чтобы СОЗДАТЬ на него спрос. У Кара-Мурзы получается следующее: «западный человек» почувствовал «голод образов» и его удовлетворила добрая, отдельно от всего стоящая, реклама. Причина и следствие витают в области вторичных, внешних явлений, тогда как ГЛАВНАЯ причина возникновения массовой рекламы – ЧИСТО экономическая.

В советской системе рекламы (и бешеного разнообразия товаров) быть не могло из-за особенностей экономической плановой системы, из-за отсутствия частной собственности на средства производства, фактически из-за отсутствия конкуренции, а не из-за недомыслия «марксистов с расщепленным сознанием».

То, что предлагает автор, вообще утопизм и идеализм чистой воды. Нужно было, оказывается, сознательно удовлетворять «голод на образы» в рамках советской системы. В капиталистическом мире это «удовлетворение» достигается путем экономической целесообразности: реклама способствует продажам продукта и приносит прибыль правящему классу. Разнообразие товаров достигается за счет конкуренции.

Каким искусственным путем можно было бы удовлетворить такой «голод» при советской плановой экономике? Ведь пытались, работали дизайнеры, которые при предприятиях той же легкой промышленности придумывали одежду и т.д. Но сколько ни ставь у них за спинами «церберов», ничего не получится: какой бы ты отвратительный дизайн не придумал, это в отсутствии выбора ВСЕ РАВНО КУПЯТ (а значит, нет стимула делать лучше).

Если у потребителя нет выбора, если существует государственная монополия, то качество товара (хотя бы в плане его разнообразия) ВСЕ РАВНО будет хуже по сравнению «западным». Из этого положения есть несколько выходов: или разрешить частную собственность на некоторые предприятия легкой и пищевой промышленности, или, в виде альтернативы, ввести хозрасчет, как это и сделали при Хрущеве. Но, как показала практика, при тогдашней политической структуре общества и в условиях плановой экономики такая «гибридная система» оказалась не очень-то жизнеспособна (а наблюдать «гибрид» административно-командной системы и частной собственности на средства производства мы можем в наши дни на примере Вьетнама, Китая).

Есть и чисто теоретическая возможность осуществить общественный контроль за качеством продукции, за ее разнообразием и т.д., дав в руки народу РЕАЛЬНЫЕ (в частности интерактивные) средства влияния на плановую экономику (но не посредством неуклюжей буржуазной представительской демократии). Другое дело, что в советское время не было ни политических, ни технологических возможностей для этого.

Вот Кара-Мурза вполне справедливо пишет (хоть и поверхностно):

Беда советского строя была не в том, что проблему плохо решали - ее игнорировали, а страдающих людей считали симулянтами и подвергали презрению. Так возникла и двойная мораль (сама-то номенклатура образы потребляла), и озлобление.

Почему все это ему не вспомнилось ранее, когда он объяснял «голод на образы» (правда, тогда он говорил об «увеличении наслаждения») «ловкой манипуляцией» и потерей «здравого смысла»? Неужели нельзя рассматривать явление в комплексе, зачем разбивать свой анализ на отдельные главы, параграфы и постоянно самому себе противоречить?

Вообще, большой ошибкой автора является его сугубо механистический подход к СССР, который отражается даже в термине «советский проект». Автор рассматривает СССР как какое-то здание, созданное по архитектурному «проекту». Он не подходит к рассмотрению вопроса диалектически, не видит явлений в их развитии, в переходе противоположностей друг в друга, не видит связи многих важнейших, фундаментальных событий между собой, их взаимной обусловленности.

У него получается: «советский проект» строили большевики (да еще и с крестьянским мышлением!). Как будто собралась команда: архитектор, прораб, строители - распределили обязанности и «построили». На деле, конечно, все совсем не так просто. Была борьба идей, борьба мнений, борьба личностей и личных интересов, КЛАССОВАЯ борьба. Русское коммунистическое движение, вообще, бессмысленно рассматривать отдельно, вне связи с западным. Как и бессмысленно рассматривать только коммунистическое движение как исключительно марксистское, вне связи с утопистами, анархистами, народниками и т.д. Так называемый «советский проект» строился то так, то эдак, совершались резкие повороты и маневры, и невозможно было заранее, без опыта такого рода преобразований, с точностью предсказать, что из всего этого получится.

Такой замечательный мыслитель и революционер, как Ленин, вынужден был в своей книге «Государство и революция» грубыми мазками набрасывать совершенно утопическую картину будущего устройства (это мы сейчас можем легко понять, а тогда не было достаточно данных для этого), которая не имела под собой реальной почвы для ее осуществления. Не стоит забывать о той катастрофической нехватке опыта социальных революций, которую испытывали большевики: в качестве примера имелась вековой давности Великая Французская, разгромленная Парижская Коммуна, революция 1905-го, плюс далекие китайские тайпины.

«Советский проект» постоянно изменялся, тот же «сталинский период» не является чем-то единым и неизменным, его можно разделить на множество «подпериодов». Не оставалась абсолютно неизменной советская экономика, цензурные правила, законодательство, структура власти, полномочия тех или иных ее органов. И в своих рассуждениях мы должны все это учитывать. Восприятие автором «советского проекта», как чего-то завершенного и цельного, продуманного и предусмотренного, приводит его к вот таким вот утопическим предложениям по «косметическому ремонту» (наладить «производство образов» и т.д.), в то время как проблемы лежали в куда более глубоких сферах. Отбросив от себя, как «ненужные и устаревшие», инструменты классового и экономического анализа, автор сам себя обрек на поверхностные суждения.

Проблема-то во многом заключалась в невозможности сделать вот так вот и так вот по объективным причинам, потому что система не предусматривала инициативы СНИЗУ, не обеспечивала демократических механизмов для развития (вернее, обеспечивала их в совершенно недостаточной степени). Сегодня любой «продвинутый» капиталистический управленец понимает, как важно для развития производства наладить «обратную связь», как важно не закрывать глаза на проблемы, а получать о них самую свежую информацию. Но эта-то «обратная связь» в советское время практически не функционировала.

Автор пишет, что не удовлетворялась страсть молодежи «к риску». Да нет, не просто к риску (бессмысленный риск – негативное явление). Молодежи некуда было приложить свою страсть к ИЗМЕНЕНИЮ мира в лучшую сторону (во имя чего она готова рисковать). Правящая бюрократия СССР отказалась от активного переустройства мира, отказалась от всемирной борьбы против капитала, что опять–таки естественно обуславливается тем местом, которое они занимали в системе распределения. Конечно, СССР поддерживал в какой-то мере мировые социалистические движения, но, с другой стороны, он поддерживал, в основном, их самую консервативную, реакционную часть (чего стоит история отношения к Че Геваре партийной советской бюрократии).

Реальная борьба перешла в рамки мирного сосуществования двух систем. Никакие новые идеи, никакие новые технологии наступления на капитал не предпринимались. Правящий класс бюрократии, в основном, СБЛИЗИЛСЯ по своим объективным интересам с классом буржуазии, о какой борьбе может идти речь?

Но, даже в таком уродливом виде, СССР, государство с ликвидированной частной собственностью на средства производства, долгое время продолжало выполнять прогрессивную функцию всемирного защитника интересов трудящихся, оказывая помощь бедным странам, вступая в военные конфликты на стороне стран, атакованных империализмом. СССР нес во многие отсталые угнетенные страны технический и культурный прогресс (к сожалению, часто непродуманно и грубо, как, например, в Афганистане).

Сергей Георгиевич ошибочно видит оппозиционность молодежи в том, что ей надобен был «риск», а его можно было получить только в столкновении с государством. Не совсем так. Не стоит забывать о желании лучшей части молодежи УЛУЧШАТЬ мир, в их умении видеть социальную несправедливость, в их неприятии лжи и лицемерия.

А большая часть советской молодежи, с вырождением комсомола, с невозможностью активно заявить о себе, с невозможностью полноценного участия в общественной жизни, конечно, встала в неформальную оппозицию к государству. В отсутствии новой прогрессивной идеологии (обновленного марксизма), в отсутствии почвы для ее возникновения и распространения, вся энергия молодежи ушла в недовольство «материальным содержанием» социализма, в отсутствие «потребления».

С некоторыми выводами автор можно согласиться, например:

Парадоксально, но скоро мы будем наблюдать духовный рост и вспышку творческой активности молодежи, направленную на восстановление социализма, то есть, порожденную опять-таки крушением советского режима.

Только не на «восстановление социализма» в том виде, в каком он был в СССР (большевики, кстати, хотя и использовали опыт якобинцев, не ставили целью «восстановления» якобинской Республики), а на переход к новому общественному строю. И ничего «парадоксального в этом нет. Свобода слова, свобода идей и мнений дает питательную среду для «духовного роста» и «вспышки творческой активности». Точно также как обновить и распространить марксизм, это орудие борьбы против угнетения, можно только непосредственно наблюдая это угнетение, а не прячась от мировых бед в «отрытом окопчике» «уменьшения страданий».

horizontal rule

Назад Домой Вверх Дальше
Используются технологии uCoz