Назад Домой Вверх Дальше

horizontal rule

Советская экономическая система: С.Г.Кара-Мурза теоретизирует.

Чем больше идеолог и демагог похож на ученого, тем он убедительнее.

С.Г.Кара-Мурза

Неоднократно приходилось убеждаться, что книга С.Г.Кара-Мурзы полна натяжек, искажений фактов, умолчаний, поверхностного анализа. Чаще всего это относится к тем местам книги, где автор пытается связать воедино факты и выводы, сделанные до него самыми разнообразными исследователями. Но воистину забавной книга становится там, где начинаются самостоятельные рассуждения автора на темы, о которых он имеет лишь самое отдаленное представление. Мне ближе экономическая тема, и предметом для данной заметки я хотел бы взять из первой книги «Советской цивилизации» главу 9 «Советская экономическая система: теория»

Начало этой статьи, возможно, будет немного скучным, но зато позволяет очень хорошо увидеть, как С.Г.Кара-Мурза фабрикует «аргументы» для своего трактата.

Итак, первый абзац главы:

«В 20-30-е годы в СССР стал складываться особый тип хозяйства и жизни людей. Это была разновидность хозяйства, присущего традиционным обществам. Экономическая теория (политэкономия) принципиально не изучает хозяйства такого типа. Многое можно было бы понять, внимательно читая Маркса. Он прекрасно показал в «Капитале», что происходит при вторжении рыночной экономики в "натуральное" хозяйство. Например, внедрение монетаризма в любое некапиталистическое хозяйство приводит к катастрофе: «Внезапный переход от кредитной системы к монетарной присоединяет к практической панике теоретический страх, и агенты обращения содрогаются перед непроницаемой тайной своих собственных отношений».»

Оставим пока что рассуждения про «традиционное общество». Попробуем лучше разобраться с Марксом и монетаризмом. Прочитаешь этот абзац – и живо представляешь себе злобных агентов МВФ, по рецептам монетариста Фридмена разрушающих какую-нибудь несчастную Верхнюю Вольту путем внедрения монетаризма в некапиталистическое хозяйство. Однако, что такое монетаризм? 

Вот определение из словаря:

«МОНЕТАРИЗМ, экономическая теория, рассматривающая денежную массу, находящуюся в обращении, как определяющий фактор в формировании хозяйственной конъюнктуры и исследующая зависимость между изменениями количества денег и величиной валового внутреннего продукта. Возник в США в 50-х гг. 20 в. как антипод кейнсианства; ведущий представитель - М. Фридмен

Позвольте, но если монетаризм как экономическая теория возник в 50-х годах XX века, то о чем же тогда писал Маркс в XIX веке? А еще, откуда в «некапиталистическом хозяйстве» взялась кредитная система? Придется смотреть в «Капитале». Ссылок С.Г.Кара-Мурза, как всегда, не дает, но задача, тем не менее, разрешимая: в 3 главе первого тома «Капитала», посвященной денежному обращению, мы находим искомую цитату – но не в основном тексте, а в ссылке. Слова эти, действительно, принадлежат Марксу, только содержатся они не в «Капитале», а в другой, более ранней его работе «К критике политической экономии». Маркс просто цитирует сам себя. (Кстати, если бы С.Г.Кара-Мурза, подобно Марксу, оформлял выдержки из своих более ранних работ в виде ссылок – интересно, как выглядела бы тогда его книга?). Ну что ж, надо листать Маркса дальше.

Не буду давать длинную цитату, чтобы дать представление о контексте, из которого фраза взята, расскажу своими словами. Маркс, исследуя деньги как средство платежа, пишет о стадии развитого буржуазного производства, когда товаровладелец давно уже превратился в капиталиста, об обществе с достаточно развитым товарно-денежным обращением, в котором растущий оборот товаров начинает обслуживаться наряду с монетами (золотом и серебром) еще и обращением взаимных долговых обязательств участников торговли. Противоречие между растущим товарооборотом и относительно стабильной монетной массой рано или поздно приводит к денежному кризису, когда золотая монета становится для всех самой вожделенной ценностью, не сравнимой ни с какими обеспеченными товаром векселями, а также с самими товарами. «Только деньги товар!» - вот лозунг дня такого кризиса. Именно в такой момент и происходит «внезапный переход от кредитной системы к монетарной», а под «монетарной системой» имеется в виду система расчетов в звонкой монете, а вовсе не теоретическая школа г-на Фридмена.

Маркс специально указывает, что подобные неприятности происходят в обществе, уже отошедшем от меркантилистского представления о том, что только деньги являются богатством, когда уже не делаются принципиальное различие между золотом и любым другим товаром, в обществе, уже знакомом с теорией Адама Смита. Иными словами, ни о каком «внедрении монетаризма в некапиталистическое хозяйство» нет и речи. [Karl Marx. Zur Kritik der Politischen Ökonomie]

Соответственно, в данном случае в одном абзаце С.Г.Кара-Мурза:

- неверно указал источник;

- вырвал цитату из контекста, единственно делающего возможным ее понимание;

- грубо исказил смысл цитаты, приписав описанную в ней ситуацию к «некапиталистическому обществу»;

- подменил понятие «монетарной системы денежных расчетов» понятием «монетаризма».

Можно также отметить, что в целом абзац не рассчитан на рассудочное понимание, поскольку цитата не может быть адекватно воспринята вне контекста. Основная задача автора в данном случае – закрепить у читателя устойчивое подсознательное негативное отношение к понятию «монетаризм», для чего используется употребление его в отрицательном контексте с последующим обращением к авторитету для закрепления восприятия. Сам термин «монетаризм» при этом не раскрывается, а то, что цитата использует весьма удаленное от «монетаризма» понятие, не принимается во внимание. В абзац заложена квазилогическая цепочка: «СССР - разновидность хозяйства, присущего традиционным обществам; монетаризм разрушает традиционное общество; значит, монетаризм – разрушитель СССР». Вот, собственно, и все, ради чего это писалось.

Следующий абзац закрепляет достигнутое:

«Многие страны спаслись только тем, что смогли защититься от монетаризма с помощью государства (например, сохранив натуральные налоги и взаимозачеты). «Эта форма платежей составляет одно из таинственных средств самосохранения Турецкой империи. Если внешняя торговля, навязанная Европой Японии, вызовет в этой последней превращение натуральной ренты в денежную, то образцовой земледельческой культуре Японии придет конец», - писал Маркс в середине прошлого века.»

Мы видим, что речь опять-таки, не о теории и практике монетаризма, а о форме платежей, о расчетах в звонкой монете. Далее автор плавно переходит на Россию:

«И мы это видим у нас под носом, в России - и вызванный монетаризмом «кризис неплатежей», и паралич хозяйства, и обнищание.»

А здесь опять подмена понятий. Речь уже идет о практическом применении монетаристской теории. Она и делается у С.Г.Кара-Мурзы виновницей всех нынешних российских бед – опять-таки, со ссылкой на авторитет Маркса. Одно только обнадеживает: и Турция, и Япония давно уже перешли на денежные расчеты, однако же живы до сих пор…

Разделавшись, таким образом, с «монетаризмом» С.Г.Кара-Мурза переходит к объяснениям, что же за «особый тип хозяйства и жизни людей» сложился в СССР. Оказывается, что «Это была разновидность хозяйства, присущего традиционным обществам», «Вся сила советского строя и чудесный рывок в развитии хозяйства были связаны с тем, что, обобществив средства производства, советская Россия смогла ввести «бесплатные» деньги, ликвидировать ссудный процент, укротить монетаризм.», «его цель - удовлетворение потребностей». С.Г.Кара-Мурза полагает, что к советскому хозяйству полностью применимы слова Маркса: «Единственной руководящей точкой зрения здесь является сбережение труда для самого работника, а не сбережение цены труда».

Все эти фразы, увы – не более чем набор заклинаний. В разных местах своей книги С.Г.Кара-Мурза много и интенсивно машет руками в воздухе, пытаясь объяснить, что такое «традиционное общество», но так и не дает четких критериев определения этого понятия, используя которые всегда можно было бы четко сказать, с какого типа обществом мы имеем дело. Если же использовать другое часто встречающееся у автора понятие «некапиталистическое общество», то тут натяжка очевидна. Некапиталистическое (точнее, докапиталистическое) производство является натуральным или полунатуральным, и поэтому почти не обладает способностью к накоплению и ощутимому расширению, и не стремится к нему. Однако экономика СССР всегда имела рост в качестве продекларированной цели – и в течение длительного времени была способна к росту и накоплению. Поэтому советская экономика не может рассматриваться просто как «некапиталистическая» - требуются дополнительные характеризующие ее критерии.

Объявленные экономические цели: «удовлетворение потребностей» и «сбережение труда» далеко не эквивалентны друг другу, и совпадают только в том случае, если основной потребностью человека является потребность в ничегонеделании. Кроме того, реальная динамика экономики СССР демонстрирует весьма скромные успехи при  решении и той, и другой задачи. Рабочий день не сокращался многие десятки лет (а иногда даже увеличивался), а производство предметов потребления всегда отставало от плановых заданий и находилось на периферии внимания хозяйственного руководства.

Не вполне понятно, что С.Г.Кара-Мурза имеет в виду под «чудесным рывком в развитии хозяйства». Если речь идет о рекордно быстром восстановлении экономики во времена НЭПа, то он был связан именно с отказом от обобществления средств производства и восстановлением денежного обращения и большинства функций денег. Кстати, ни в одном месте своей книги С.Г.Кара-Мурза не приводит объяснений, почему НЭП оказался в свое время более эффективным, чем «военный коммунизм». Ведь в этом случае ему пришлось бы поставить под сомнение один из основных своих догматов: о том, что крестьяне России были не индивидами-собственниками, а «общинными людьми аграрной цивилизации», и поэтому в России «не возникло антропологической основы для восприятия частной собственности как естественного права». На самом деле успех НЭПа был связан именно с тем, что крестьянам позволили относительно свободно реализовать право частной собственности на произведенный ими продукт, а также на большинство средств производства (кроме земли).

Если же речь идет о послеНЭПовском развитии, то не вполне понятно, каким образом оно связано с «бесплатностью» денег и ликвидацией ссудного процента. Если речь идет о том, что обобществление (точнее, огосударствление) средств производства позволяет государству бесплатно перераспределять средства из отрасли в отрасль, то такая возможность еще не несет в себе всего необходимого для экономического роста. Во-первых, перераспределенные средства на новом месте могут не дать ожидаемого эффекта, во-вторых, изъятие средств из какой-либо отрасли почти наверняка означает ее деградацию (если только речь не идет об изъятии монопольной сверхприбыли или дифференциальной ренты), и эта деградация отрасли-донора вполне может обесценить весь эффект роста отрасли-акцептора. Так что здесь деклараций недостаточно, нужны еще и объяснения.

Что же касается «чудесного эффекта от укрощения монетаризма», то, как мы уже установили выше, С.Г.Кара-Мурза просто не знает, что такое монетаризм, и предпочитает использовать это слово то ли как страшилку, то ли как ругательство.

Однако, основная слабость концепции советской экономики, как «разновидности хозяйства, присущего традиционным обществам», состоит в принципиальном игнорировании С.Г.Кара-Мурзой качественной разницы между мелким натуральным трудовым крестьянским хозяйством и крупным диверсифицированным индустриальным производством, ставшим базой экономики СССР. Индустриальное производство объективно порождает существование производственных предприятий как обособленных хозяйственных единиц, обмен деятельностью между которыми строится на принципиально иных основах, чем обмен деятельностью в рамках крестьянской семьи или родовой общины (не путать с российской сельской общиной!). Этого обстоятельства «специалист по системным исследованиям» не замечает в упор. Впрочем, тут у него были предшественники, о которых он вспоминает, излагая ход дискуссии о «политэкономии социализма».

Первым делом по ходу изложения С.Г.Кара-Мурза приписывает Чаянову не высказанную им точку зрения.

«О непригодности категорий политэкономии для верного описания советского, явно не капиталистического, хозяйства, предупреждал А.В.Чаянов. Он писал: «Обобщения, которые делают современные авторы современных политэкономических теорий, порождают лишь фикцию и затемняют понимание сущности некапиталистических формирований как про­шлой, так и современной экономической жизни».»

Ну и где здесь о непригодности категорий политэкономии для советского хозяйства? Да, часто неправомерные обобщения приводят к фиктивным выводам в любой отрасли знаний, и сама книга С.Г.Кара-Мурзы – лучший тому пример. Но достаточно пролистать любую книгу Чаянова, и ясно видно, что сам он пользуется при описании некапиталистического трудового крестьянского хозяйства всем классическим понятийным аппаратом политэкономии, идет ли речь о «советском» или «досоветском» периоде существования таких хозяйств.

Вообще-то, дался же С.Г.Кара-Мурзе уничтоженный большевиками Чаянов! Везде, где у Кара-Мурзы идет речь о крестьянстве – всюду пристраивает он якобы подходящую к его рассуждениям цитату из Чаянова, будто последний – не меньше чем его духовный предтеча и идейный союзник. Увы, Сергей Георгиевич, ничего общего не имеет чаяновская теория вертикальной кооперации крестьянских хозяйств с Вашими дифирамбами «общинности» и «колхозному строю». Если уж так нужны Вам союзники – поищите лучше среди «левой оппозиции», у Троцкого со товарищи, это у них очень красиво получалось про «форсированную индустриализацию», которой Вы не перестаете восторгаться.

Итак, в январе 1925 г. в Коммунистической академии состоялась дискуссия по докладу И.П.Скворцова-Степанова «Что такое политическая экономия?». В нем он выразил убеждение, что узкое понимание предмета политэкономии чревато отказом от признания объективных закономерностей в социалистическом хозяйстве, что неизбежно приведет к негативным последствиям. И.П.Скворцов-Степанов, стремясь доказать важность изучения докапиталистических формаций, критиковал ограничительную версию по­литической экономии и приводил высказывание Ф.Энгельса: «Политическая экономия, в самом широком смысле слова, есть наука о законах, управляющих производством и обменом материальных жизненных благ в человеческом обществе. … Политическая экономия по своему существу – историческая наука». [Энгельс Ф. Анти-Дюринг. /Отдел второй: «Политическая экономия»].

У С.Г.Кара-Мурзы, разумеется, все наизнанку. Кто не хочет видеть объективных экономических законов общества, в котором живет, напирает на принцип: «что напишем в плане – то и будет экономическим законом» (Н.И.Бухарин, Е.А.Преображенский, Л.Н.Крицман, Н.Осинский и др.) – тот молодец. А кто хочет эти законы понять – тот вызывает к жизни «химеру политической экономии социализма».

«Расшумелся Скворцов-Степанов зря, потому что из всего контекста «Капитала» прямо следует, что политэкономия исследует именно и только товарное производство и движение меновых стоимостей.» Да уж, конечно, откуда переводчику «Капитала» понимать его контекст так же глубоко, как С.Г.Кара-Мурзе! И много ли понимает Энгельс? А вот С.Г.Кара-Мурза прочитал у «Капитала» подзаголовок: «Критика политической экономии» и на этом основании решил, что ничем иным, кроме капиталистических отношений, политэкономия заниматься не может. Приговор суровый, авторитетный и обжалованию не подлежащий.

«В книге Н.Бухарина «Экономика переходного периода» (1920) на полях против слов «Итак, политическая экономия изучает товарное хозяйство», Ленин написал: «не только!». Это политическое «задание» экономисты, понимавшие природу некапиталистических форм хозяйства, пытались обойти с помощью уловок. А.В.Чаянов считал, что следует разрабатывать частную, особую политэкономию для каждой страны.»

И тут Чаянов помощником у С.Г.Кара-Мурзы оказался – пусть даже и утверждает он прямо противоположное его мнению. А Чаянов всего лишь следует за Энгельсом: «Кто пожелал бы подвести под одни и те же законы политическую экономию Огненной Земли и политическую экономию современной Англии – тот, очевидно, не дал бы ничего, кроме самых банальных общих мест».

Совершенно фантастической у С.Г.Кара-Мурзы выглядит роль И.В.Сталина в разработке экономической теории социализма. Вот он пишет: «С начала 30-х годов экономисты начали «сдаваться» - разработкой политэкономии социализма занялись Н.Вознесенский, К.Островитянов, Л.Гатовский и др.» Интересно, кому они «сдавались»? Мировому империализму? Или все-таки идейной линии, идущей «с самого верха»? И далее: «Как только, после смерти И.В.Сталина, в официальную идеологическую догму была возведена «политэкономия социализма» с трудовой теорией стоимости в советском обществе стало распространяться мнение, что и в СССР работники производят прибавочную стоимость и являются объектом эксплуатации». После смерти, значит. А при жизни?

С.Г.Кара-Мурза вспоминает об обсуждении при участии Сталина в ЦК ВКП(б) макета учебника по политэкономии в январе 1941 года. Есть документ: «Беседа об учебнике "Политическая экономия" 29 января 1941 года (конспективная запись)».

Вот с чего начинается обсуждение:

«1 Определить политическую экономию следует иначе Вы помните, что Энгельс, например, определял политэкономию как науку о производстве и обмене Маркс дал свое определение политической экономии как науки о производстве и производственных экономических отношениях. Всем известно также определение политической экономии, данное Богдановым, как науки о развитии общественных экономических отношений людей Известно также, что Ленин в своей рецензии о книге Богданова одобрил это определение политической экономии

… я предлагаю дать другое определение политической экономии, примерно такое: политическая экономия есть наука о развитии общественно-производственных, то есть экономических, отношений людей. Она выясняет законы, управляющие производством и распределением необходимых предметов как личного, так и производственного потребления.»

Это о предмете политэкономии. А вот о «трудовой теории стоимости»:

«…в учебнике говорится, что закон стоимости преодолен в условиях советского хозяйства. Это неясно, почему преодолен?

У нас существует оплата колхозников, рабочих, да и интеллигенции по труду. Люди разной квалификации получают по-разному, труд инженера, например, раза в три выше по квалификации труда рабочего.

Не исчезли у нас и такие категории, как цена, себестоимость. Мы, например, еще далеко не командуем ценами.

…закон стоимости еще не преодолен, он действует. Вот когда мы станем распределять по потребностям, а не по труду, тогда будет преодолен закон стоимости.»

О прибавочной стоимости и эксплуатации:

«Вопрос: Правильно ли употреблять выражение - прибавочный продукт?

Их смущает - раз прибавочный продукт, значит прибавочная стоимость; раз прибавочная стоимость, значит эксплуатация.

Надо же думать над этими вопросами. Эти виды доходов остались (прибавочный продукт), но идут они не на эксплуатацию, а на другие цели. В этом все дело.

…Люди стесняются говорить об этом, а рабочему полезно сказать, он должен знать, что он не все получает, что есть прибавочный продукт. Ведь рабочий класс - хозяин, он работает на всю страну, для себя, он должен знать, что необходимы резервы про черный день, необходимо на оборону затратить, больницы, школы, на развитие культуры. Ясно, что он не может всего получить.»

Вообще-то, когда читаешь этот конспект, временами удивляешься, какое большое внимание Сталин уделял в то время материальным стимулам, денежным рычагам, дифференциации оплаты труда. Вот выдержки:

«10. О зарплате, о доходах рабочего, крестьянина и интеллигенции. В учебнике не учтено, что люди работают, перевыполняют планы, стремятся больше выработать не только потому, что они у нас у власти стоят, что они хозяева, но и потому, что мы их заинтересовали.

Вспомните, - были теории, - "коммуны на предприятиях", "коллективная зарплата". При помощи таких теорий не подымешь производства; надо зацепить человека за личные интересы. Для этого - премиальная система для руководителей, сдельная - для рядовых. Пример - последний закон об оплате труда колхозников на Украине.

Я приведу два примера. По углю одни и те же профессии на поверхности получали больше, чем на подземных работах, и дело шло плохо. Сделали наоборот, положение решительно изменилось.

…Было с хлопком у нас плохо. Вот четвертый год, как изменили порядок, лично заинтересовали людей в больших урожаях и больших посевах, - и дело пошло. То же следует сказать о последнем законе на Украине. Больше урожай - больше получаешь. Личная заинтересованность обязательно должна быть подчеркнута. Пока квалифицированный рабочий считался изгоем, дело не могло идти.

Есть разница между трудом простым и квалифицированным в условиях социализма. Об этом надо сказать. Хозяйство не будет иметь границ, если платить по-разному.

…А вот в Прибалтике, например, раньше была сдельная система в условиях капитализма. Пришла Советская власть, везде установили повременную оплату. Но мы должны, это будет правильно, сделать так, чтобы они перешли на сдельную оплату.

11. Здесь Энгельс запутал наших людей. Он неправильно считал, что при социализме все - и квалифицированные и неквалифицированные люди, руководители и исполнители должны получать по-среднему. И сейчас у нас люди хотят перескочить через социализм прямо к коммунизму, когда говорят о таком равенстве.

Еще социализм наладить надо, еще по труду долго надо платить, правильно наладить это дело. Надо перестать быть свиньей, надо быть культурным, навести чистоту, тогда уж вступать в коммунизм. А кто вас пустит таких в коммунизм!?»

Получается, что не бесплотные духи евроцентристов Маркса и Энгельса толкали советскую «экономию» в пучину «хрематистики», а сами жизненные потребности экономики заставляли советское руководство, включая Сталина, отказываться от марксистских антирыночных догм. А что пишет наш «теоретик»? «…Сталин, видимо, интуитивно чувствовал неадекватность трудовой теории стоимости тому, что реально происходило в хозяйстве СССР. Он сопротивлялся жесткому наложению этой теории на хозяйственную реальность.» Говорил, значит, одно, а подсознательно стремился к другому. Психоанализ, да и только!.

В статье «Хрематистика, этика и политэкономия» мне уже доводилось детальнейшим образом описывать неадекватное описание С.Г.Кара-Мурзой точки зрения Сталина на экономические проблемы построения социализма в СССР, изложенной в его знаменитой работе 1952 года, а также несоответствие собственных взглядов С.Г.Кара-Мурзы взглядам Сталина. В своем неприятии вообще каких-либо стоимостных категорий С.Г.Кара-Мурза явно оказался «святее Папы римского». По нынешним временам, ничего удивительного в этом нет, и не такие еще «теории» можно встретить. Однако автору не стоило, право же, не имея на то оснований, пристраивать свою теорию к чужому авторитету (заметим в скобках, весьма сомнительному).

Но все это была присказка. К сказке автор переходит, когда начинает рассуждать об эффективности советской экономики.

«В действительности советская система была исключительно эффективна (конечно, если под эффективностью понимать соотношение эффекта и ресурсов).»

Ничего не имею против такого подхода к определению эффективности. Наоборот, даже радует, что если в первой главе, рассуждая об эффективности крестьянских хозяйств, автор явно не мог похвастаться адекватным пониманием термина «эффективность», то теперь он это понятие усвоил.

Далее автор ведет речь о сравнительной эффективности экономик США и СССР. Логично было бы предположить, что сейчас он оценит совокупные объемы производства (или потребления) в обеих странах, как результаты деятельности двух экономик, сопоставит их с потраченными и вовлеченными в производство ресурсами, после чего сравнит два показателя и сделает вывод. Однако читателей ждет сюрприз.

«Обобщенный показатель эффективности экономики - темп роста валового национального продукта (ВНП). В конце концов, все остальное вытекает из этого показателя. Растет ВНП - значит, растет материальное благосостояние, больше можно выделять средств на спорт, культуру, науку (духовные блага). А значит, растет и качество жизни, и качество товаров.»

Нет, радость явно была преждевременной. Если эффективность – соотношение эффекта и ресурсов, то как темп роста ВНП может быть показателем эффективности? Где в этом показателе эффект и где ресурсы? Предположим, мы сравниваем две экономики. Одна потребляет немыслимое количество природных ресурсов, загрязняет в огромных масштабах землю, воду и воздух как на своей территории, так и вокруг себя, мобилизовала на работу все трудоспособное население за нищенскую зарплату – и демонстрирует устойчивый рост ВНП на 1% в год при росте населения на 4% в год. Экономика другой страны – ресурсо- и природосберегающая, обеспечивающая гражданам страны высокий уровень жизни, с более коротким рабочим днем, – но вообще не дает никакого роста ВНП при стабильном населении. По С.Г.Кара-Мурзе первая экономика явно эффективнее.

Другой пример. В 2000 г. ВВП России вырос на 8,3% (данные Госкомстата), ВВП США – на 4,1% (данные ОЭСР). Значит, Россия в два раза обогнала США по эффективности экономики?

В последующих сопоставлениях автор использует показатель валового национального продукта (ВНП). Однако для этих целей всегда используется другой показатель: валового внутреннего продукта (ВВП). ВВП характеризует годовое внутреннее производство, а ВНП отличается от ВВП на сумму платежного баланса по внешнеэкономическим операциям. Этих тонкостей «экономист-теоретик» явно не знает, а источников данных, по которым можно было бы понять, о чем он на самом деле ведет речь, не приводит. Впрочем, данные в нашем случае не так уж и важны, интересен сам подход к вопросу.

«Та часть хозяйства, кото­рая работала на оборону, не подчинялась критериям эконо­ми­ческой эффективности (а по критериям обороноспособности она была весьма эффектив­ной). По оценкам экспертов, нормальной экономикой, не подчинен­ной целям обороны, было лишь около 20% народного хозяйства СССР. Запад же, при его уровне индустриализации, под­чи­нял внеэкономическим критериям не более 20% хозяйства. Если говорят, что прямо "на прилавки" работала лишь 1/5 советской экономики - против 4/5 всей экономики Запада, то сравнивать надо именно эти две системы.»

Еще раз повторю – не буду анализировать приводимые данные, тем более оценки неназванных «экспертов». Вопрос в другом: почему С.Г.Кара-Мурза решил, что часть хозяйства, которая работает на оборону, не должна подчиняться критериям экономической эффективности? У общества (или у государства) есть потребность в поддержании обороноспособности. Эффект – степень удовлетворения этой потребности. Ресурсы – потраченные на оборону средства. Почему нельзя их сопоставить? Потребность в национальной обороне – обычная совместно удовлетворяемая потребность, такая же, например, как потребность в органах охраны правопорядка или потребность в наличии сети автомобильных дорог. Расходы на их содержание тоже не надо принимать во внимание?

«Чтобы оценить эффективность, надо учесть изъятие ВНП - ту часть, которая теряется для воспроизводства хозяйственного организма. Иными словами, надо измерять прирост той части ВНП, которая возвращается в дело - в воссоздание и улучшение земли, заводов, человека. Той части, которая "работает". Главное ежегодное изъятие ВНП - расходы на оборону. И эффективность экономической системы определяется тем, каков ежегодный прирост ВНП, остающегося после этого изъятия.»

Тут явно виден вклад автора в экономическую теорию. Какие там потребление, накопление, необходимый продукт, прибавочный продукт? Знание всех этих понятий только излишне обременяет голову. Поддержание обороноспособности – это не общественное потребление, это «изъятие». Что-то типа потерь от стихийных бедствий, наверное. Одному только приходится удивляться: как это никто раньше не додумался рассчитывать ВНП (или ВВП) с учетом «изъятий»?

«Известно, что за эти годы ВНП США прирастал в среднем на 3,19% в год. Военные расходы составляли 5% ВНП. Чтобы обеспечивать такой темп роста при данном уровне изъятия ВНП на военные нужды, оставляемая для хозяйства и потребления часть ВНП должна была прирастать на 8,62 процента в год. Вот реальный ежегодный рост экономики США за период 1951-1985 гг.»

Что-нибудь понятно? Пусть в каком-то году произведен ВНП на 100 млрд. долл., из них 5% (5 млрд.) потреблено на оборону («изъято»), 95 млрд. осталось. На следующий год произведено 103,19 млрд. долл., 5,16 млрд. «изъято», 98,03 млрд. осталось. 98,03 / 95 = 1,0319, рост на те же 3,19%. Откуда следует, что «оставляемая для хозяйства и потребления часть ВНП должна была прирастать на 8,62 процента в год»?

Как говорится, в любом безумии есть своя логика. Попробуем ее восстановить. Похоже, что автор предполагает, будто ВНП текущего года создается на базе ВНП, созданного в предыдущем году, причем ВНП прошлого года выступает как «ресурс», а ВНП нынешнего года – как «эффект». Нет ничего более далекого от экономической реальности, чем такое представление. В экономике потребляются природные ресурсы, живой труд (труд текущего года) и продукты труда – как труда текущего года, так и труда предшествующих лет, накопленного в виде основного производственного капитала (здания, станки, оборудование). Используется интеллектуальное богатство общества, также накапливаемое годами. Другой вариант: автор просто не знает, чем отличается ВВП (вновь созданный в течение года продукт) от накопленного национального богатства. Ну, что тут скажешь? Вроде, только что в другой книге рассуждал С.Г.Кара-Мурза с чрезвычайно умным видом о том, что Маркс методологический принцип представления идеального процесса как цикла позаимствовал у Карно и включил этот принцип в модель циклов воспроизводства (как будто Марксу наблюдения естественной цикличности сельскохозяйственного производства для понимания данного «методологического принципа» не хватало) – и тут такое...

Схема воспроизводства общественного богатства изучена экономистами детальнейшим образом, построены сложнейшие многосекторные и многорегиональные экономико-математические модели, изучено движение вновь создаваемого продукта в натурально-вещественной и стоимостной форме – и тут выходит С.Г.Кара-Мурза со своей «теорией», который ничего об этом не знает и знать не хочет – он не читатель, он писатель. И легко, шутя, в двух словах опровергает все эти мудреные теории. Что является верным признаком шарлатанства.

Я отвечаю за свои слова. Я вполне владею академическим слэнгом типа «не вполне убедительно обоснованными представляются выводы уважаемого автора о модели поведения трехмерного сферического коня в вакууме». Если бы автор дал повод предположить, что он добросовестно заблуждается в сложном для себя вопросе – все надлежащие обороты речи были бы использованы. Но в данном случае имеет место или крайняя степень экономического невежества, или открытый мухлеж в стиле базарного торговца. Ведь вся эта игра в цифры затеяна автором единственно для вывода: «Реально же общий ВНП рос в СССР в темпе 5% в год. Это значит, что прирост "хозяйства" поддерживался на уровне 23,5%! Против 8,6% у США! Вот действительные возможности советской экономики.»

Далее автор переходит «от макроэкономики к жестким, натуральным объектам» . Он утверждает: «Я специально выбрал такие товары, в про­из­вод­ство которых вовлекается большая часть экономики, на их цене сказывается состояние множества отраслей. Трех-четырех таких примеров из разных областей вполне достаточно, чтобы сделать вывод об экономике в целом.»

Ну, насчет «трех-четырех» примеров можно усомниться, этого явно маловато. А в целом подход правильный. Обычно за эталонный продукт промышленности в таких случаях берется легковой автомобиль. А какие товары выбрал автор?

«Чистый алюминий - идеальный пример стандартного товара. СССР производил много этого товара, и по такой низкой цене, что побеждал бы всех своих конкурентов.»

Алюминий – действительно, пример стандартного товара. Только товар-то это простой, однопередельный. Для производства требуются электричество, глинозем, и оборудование, разумеется. Дешевое электричество обеспечивается освоенными гидроэнергетическими ресурсами сибирских рек, то есть дешевизна основного компонента себестоимости алюминия связана с извлечением природной ренты. Не было бы рек – не было бы и дешевого алюминия. А оборудование ведущих алюминиевых заводов (например, Саянского) было и остается импортным, как и часть глинозема. И по какой низкой цене он производился в СССР? «По такой» - весомо отвечает автор. А в США? В других странах?

«Передо мной тюбик глазной мази из тетрациклина, тонкая штучка. Из по­следних партий советского продукта. Цена 9 коп. Как-то за границей пришлось мне купить абсолютно такой же тю­бик - 4 доллара. СССР производил товар с розничной  це­ной по официальному курсу в 400 раз, а по курсу черного рынка в 4 тысячи раз ниже, чем на Западе. Если бы он мог вы­бро­сить на рынок этот товар пусть по 2 доллара, то ра­зо­рил бы всех конкурентов, а на полученную огромную прибыль мог бы рас­ширить производство настолько, что обеспечил бы тетрациклином весь мир.»

Курс валюты для сопоставления розничных цен – тема непростая. Обычно в этих целях используют не официальный, и не рыночный курс, а курс по паритету покупательной способности (ППС). Подойдем схожим образом, исходя из покупательной способности: посмотрим, какую часть своей зарплаты должен был заплатить за тюбик тетрациклина советский и американский наемный работник (с зарплатой соответственно 180 руб. и 2000 долл.), и получаем, что в СССР это примерно 1/2000 часть, а в США 1/500 часть (разница в четыре раза, но не в 4000 раз). Далее, само собой разумеется, что розничная цена во-первых, сильно зависит от места продажи (одно дело в квартальной аптеке, другое дело в холле престижного отеля), и во-вторых, может весьма значительно отличаться от себестоимости. Фармацевтические компании в США на низкую прибыль никогда не жаловались, поскольку работают на пару с медицинскими учреждениями, а последние – со страховыми компаниями. Все вместе они никогда не рассматривались как эталон экономической эффективности – скорее, наоборот, являются застарелой болячкой экономики США. С другой стороны, совершенно так же можно предположить, что цена в 9 копеек ниже полной себестоимости товара, поскольку не включает в себя, по крайней мере, многочисленные бюджетные дотации работникам предприятий, входящие в общественные затраты, но не учитываемые в издержках производства. Не говоря уж о дотациях фармацевтической отрасли в целом. И наконец, если разница в эффективности действительно столь разительна – что мешало выйти на мировой рынок? Понятно, что с распростертыми объятиями там никто не ждет, но и непреодолимых в принципе препятствий тоже нет – ведь удавалось же захватить свои секторы рынка фармацевтике Югославии, Венгрии, Болгарии, Индии. И что мешает сделать это сейчас?

И наконец, третий пример: метро. «"Произвести" одну поездку - значит приобрести и соединить огромное количество разных ресурсов, производимых страной (НИОКР, стройматериалы, машины, энергия, кадры). Сумма этих ресурсов производилась в СССР за 5,1 коп. По качеству наше метро даже сегодня на­много лучше, чем в Нью-Йорке. В США сумма ресурсов для обеспечения одной поездки на метро в Нью-Йорке производится за 1,5 доллара (плюс дотации мэрии, нам неизвестные). Итак, СССР предлагал ту же (или лучшую) услугу по цене 0,05 доллара (по официальному курсу) - против 1,5 доллара. А по ценам черного валютного курса, якобы реальным, - в три тысячи раз дешевле! И не надо сказок про громадные дотации государства - у метро их было 0,1 коп. на поездку. Да и не может государство никакими дотациями покрыть разницу в тысячи раз, а если может, то это дела не меняет. Значит, какая-то другая часть экономики так сверхэффективна, что позволяет концентрировать у государства совершенно немыслимые средства. И то же самое - по всем базовым товарам.»

Правильно, поездка в метро – товар сложный, многопередельный. Только почему С.Г.Кара-Мурза считает курс черного валютного рынка «реальным», применимым при сравнении покупок обыденных товаров и услуг? Ему кто-то из экономистов это сказал? Интересно было бы посмотреть на такого. Давайте опять сопоставим в долях от зарплаты: у советского рабочего одна поездка – 1/3600 часть зарплаты, у американского – 1/1333. Разница примерно в три раза (но не в три тысячи). Далее, все новое строительство и капитальный ремонт линий метро мэрия Нью-Йорка проводит за свой счет, а московский метрополитен – за счет союзного бюджета (в цене поездки нет инвестиционной составляющей).[1]

 Одна из основных статей расхода в метрополитене – электроэнергия. Низкие цены на электроэнергию в СССР обеспечивались наличием дешевых (в тогдашней структуре затрат) энергоносителей, то есть были обусловлены природным рентным доходом. Время расставило все по местам. Сейчас метрополитен в Москве функционирует на прежней технической базе, значит структура и состав затрат в натуральном выражении сильно не изменились. Однако в стоимостном выражении поездка стоит уже четверть доллара (по-прежнему без инвестиционной составляющей). Если оценить по паритету покупательной способности – это еще в несколько раз выше. Словом, сумма вполне сопоставима. Что же случилось за это время? Товар потяжелел или весы поменялись? Резко упала эффективность или просто изменился способ ее подсчета? И какой способ был правильнее, какая цена поездки вернее отражает общественные затраты?

А насчет «того же самого – по всем базовым товарам» - это, извините, сотрясение воздуха. Мы пережили жесткое столкновение с западным товарным рынком – и оказались неконкурентоспособными почти что по всем позициям. Ладно, пусть импортируемое нами продовольствие производится в более благоприятных условиях и дотируется (правда, и мы не забываем при импорте пошлины удержать) – но автомобили, телевизоры, холодильники, одежда, обувь – их-то никто не субсидирует! И все эти импортные товары оказались более приемлемым для населения по критерию цена/качество, даже при нынешних скромных зарплатах, даже при курсе рубля, заниженном относительно паритета покупательной способности, даже при взимаемых импортных пошлинах. Где она, эта «сверхэффективная» часть советской экономики, куда делась? Не было ее, увы.

На этом, собственно говоря, вся теоретическая часть в рассматриваемой главе книги заканчивается. Ну, нельзя же принимать в качестве теоретических рассуждения вроде «Почему же в советской России были средства и строить Норильск, и привозить в Эрмитаж и Артек детей с Камчатки? Потому, что на несколько десятилетий общество устроилось как семья - при всех неудобствах, несвободах и даже тирании, какие бывают в семье. Отсюда вытекал и принцип хозяйства - думать обо всей семье, производить не для прибыли, а для потребления, и жить по средствам. Внутри семьи понятие рентабельности не имеет смысла. На этом строилась вся наша советская цивилизация.» Ведь аргументов-то нет в пользу такого взгляда! А если выдвинуть контртезис – что общество строилось как казарма? Или что общество строилось как муравейник? Аналогии найдутся, дело нехитрое. Это будет столь же убедительно, или все-таки какие-то дополнительные обоснования требуются? Когда анализируется экономическая структура общества, надо рассматривать реальность, а не заниматься рассуждениями «по аналогии». Как сочетаются между собой принципы «производить не для прибыли» и «жить по средствам»? Да и почему семейный уклад – обязательно залог благополучия и наличия средств? Семьи тоже разные бывают, и богатые, и бедные. В семье тоже есть потребление и накопление, есть добытчики и нахлебники, есть необходимый и прибавочный продукт. И есть желание старшего сына выделиться, жить своим домом и своим умом. А еще, говорят, в семье не без урода…

Есть еще в главе достаточно много агитационного материала весьма низкого качества. Например, утверждение: «Зная, что почти все наши товары стали дороже импортных, торопятся втолкнуть Россию во Всемирную торговую организацию. Но ведь тогда Россия будет обязана снять все таможенные барьеры и прекратить всякие дотации отечественным предприятиям.» - есть прямое искажение действительности. Вступление в ВТО не связано с обязанностью отмены всех таможенных пошлин и всех дотаций, просто вводятся некие правила для их установления. Есть много сетований о нынешнем, воистину плачевном состоянии российской экономики – но даже без намека на сколь-либо серьезный анализ возможных способов исправления положения. Есть светлые воспоминания о советском прошлом – опять таки, без анализа экономических причин, вызвавших к жизни «перестройку» и последующие события. По мнению С.Г.Кара-Мурзы, таких причин просто не было. Ну что ж, для продемонстрированного автором уровня экономических знаний – вполне соответствующий по глубокомысленности вывод.

«Сухой остаток» рассуждений рассмотренной нами «теоретической» главы находится на уровне обычных кухонных разговоров «под стакан»: «Ты, Иван Петрович, слушай, что я тебе скажу: все наши беды от Рыжкова. Это он, [censored], позволил за границу сырье вывозить – отсюда все и началось. А так-то были у нас и промышленность, и наука, и армия – лучше всех! Порядок надо было наводить, вот что, а не языками трепать! Ты грибочками-то закусывай, закусывай!».

Соответствующего отношения все эти рассуждения и заслуживают.

© Дмитрий Ниткин 2002

horizontal rule

[1] Я получил интересное замечание от посетителя сайта Сергея Красовского:

Уважаемый Дмитрий!

Вами разбирается пример со стоимостью поездок в метро. По Нью-Йорку Вы используете неполную информацию. Действительно, стоимость одной поездки в метро - полтора доллара. Но не для всех, а лишь для тех, кто пользуется жетонами. Большинство же пассажиров Нью-Йоркского метро пользуется магнитными карточками, имея при этом ряд льгот. Например, пенсионеры платят половину, т.е. 75 центов. Те, кто пользуются метро постоянно, приобретают карточки. Например, недельная карточка стоит 17 долларов и не ограничивает количество поездок(нужно лишь, чтобы между двумя последовательными поездками прошло не менее 10 минут). Тогда, если ежедневно совершается 4 поездки, а метро используется лишь 5 дней в неделю, то 17-ю долларами оплачивается двадцать поездок. При этом нужно иметь в виду, что ту же карточку можно использовать для поездок на городском автобусе, а также на ряде пригородных маршрутов на территории штата Нью-Йорк. Т.е., если в Москве вы пересаживаетесь с автобуса на метро и платите дважды, то в Нью-Йорке такая пересадка, независимо от вида карточки будет бесплатной. Если приобретается карточка на месяц, то положена еще одна скидка, такая карточка стоит дешевле четырех недельных - 63 доллара.

... Т.о. реальная стоимость поездки в нью-йоркском метро гораздо ниже первоначально заявленных полутора долларов и зависит от интенсивности использования городского транспорта. При этом плотность транспортной сети гораздо выше московской, а загруженность - гораздо ниже. С полной нагрузкой метро и автобусы в Нью-Йорке действуют 3-3.5 часа в сутки (метро работает круглосуточно), все остальное время вагоны полупустые. Т.е. нужно учитывать и то, что стоимость проезда покрывает также и заведомо убыточную эксплуатацию метро в ночное время.

05 Ноября 2002 (16:16:09) 

 

horizontal rule

Назад Домой Вверх Дальше

Используются технологии uCoz