Выводы, сделанные автором на эту тему, особенно интересны. Если подвести их итог, он выглядит примерно так:
Община и мелкие трудовые хозяйства изо всех сил сопротивлялись капитализации во имя своего самосохранения. Мимикрируя под товарные и полутоварные производства, крестьянские хозяйства, тем не менее, в значительной степени сохраняли натуральный характер. В то же время, интересы самосохранения доминировали в общине над интересами экономической эффективности производства, что обеспечивало капиталистическому сектору экономики возможность для сверхэксплуатации крестьянства и тем самым создавало еще один источник первичного накопления капитала.
Данный вывод, на мой взгляд, правильный, и не требует опровержения. Однако в ходе его доказательства автор демонстрирует принципиальное непонимание механизма капиталистической эксплуатации.
«...чтобы в какой-то части России мог возникнуть сектор современного капиталистического производства, другая часть должна была "отступить" к общине, претерпеть "архаизацию", стать более традиционной, нежели раньше. Образно говоря, капитализм не может существовать без более или менее крупной буферной "архаической" части, соками которой он питается.
Глобализация капитализма, которая началась с XVI века, привела к тому, что эту "архаическую" часть Запад смог в значительной степени вынести за пределы метрополии, господствуя над архаическими укладами, находящимися в заморских территориях - сначала в колониях, а потом в "третьем мире". Но Россия, не будучи колониальной империей, могла вести развитие капитализма только посредством архаизации части собственного общества.»
Тезис о том, что Россия не была колониальной империей – более чем сомнителен. Ленин в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» приписывает России немалые площади колоний. Очевидно, Ленин считал колонией всю территорию Туркестана, и это оправдано – то, что эти владения не являлись «заморскими», не меняет сути отношений данных территорий с метрополией. Однако я настаиваю, что наличие или отсутствие колоний в принципе не имело решающего значения для возможности капиталистического развития. Примеры тому были приведены мною выше.
То, что наряду с передовым капиталистическим хозяйством всегда существует архаичное производство мелких производителей, подвергающихся сверхэксплуатации – факт общеизвестный. Но ни одному из серьезных современных исследователей не приходит в голову считать существование такого производства основным, обязательным условием существования капитализма, главным источником капиталистического накопления. Миф о том, что капиталистическая эксплуатация является голым обманом и грабежом, убедительнее всех опроверг Маркс еще полтора века назад. От взаимного грабежа, как известно, общественное богатство не прирастает, также как не прирастает оно от биржевых спекуляций (с известными оговорками) – а капитализм демонстрирует рост общественного богатства и производительных сил. Здесь уместно вспомнить известное высказывание того же Маркса о том, что на ранних стадиях буржуазного общества трудящиеся страдают не столько от капитализма, сколько от его недостаточного развития.
Маркс, описывая капиталистическое накопление, более чем убедительно выводит его из факта существования такого товара, как рабочая сила, из способности человека создавать стоимость бОльшую, чем стоит его собственное воспроизводство. Этот вывод Маркса никем до сих пор не опровергнут, и С.Г.Кара-Мурза – не исключение. Он даже не делает таких попыток. У Маркса нет потребности вводить в свою модель расширенного воспроизводства капитала обманутого и ограбленного туземца из колонии. Что, впрочем, не означает, что для него там не может найтись места. Он возможен, но не обязателен.
Стремление видеть в эксплуатации голый обман и насилие – отличительная черта люмпенской идеологии. Это известно еще со времен Прудона, с его знаменитым тезисом: «собственность есть кража». Остается только порекомендовать автору обратиться к работе Маркса «Нищета философии», посвященной критике данного мировоззрения.
Мне могут возразить, что С.Г.Кара-Мурза ведет речь только о периоде первоначального накопления капитала. Допустим. Но почему тогда автор говорит, что без архаической части капитализм не может «существовать» а не «возникнуть», например? Не слишком ли «образно» автор изъясняется?
Никуда не годится и логика автора. Если ей следовать, буржуазные реформаторы вроде Столыпина должны были не «ломать» общину, а консервировать ее изо всех сил – «в интересах развития капитализма.» Буржуазные теоретики-ученые вроде Милюкова должны усердно доказывать, что община – исконно русский, самый эффективный метод хозяйствования. Но мы-то наблюдаем обратный процесс!
«В своем труде "Развитие капитализма в России" Ленин делает вслед за Марксом ошибку относительно прогрессивной роли капитализма в целом, в рамках всей системы "центр-периферия". Создавая в колониях анклавы современного производства, господствующий извне капитализм метрополии обязательно производил "демодернизацию" остальной части производственной системы - даже уничтожая структуры местного капитализма. Это хорошо изучено на примере Египта и Индии.»
Ошибался, значит, основоположник. И не в чем-нибудь, а в базовом своем постулате, о прогрессивности капитализма по сравнению с феодализмом и родовым строем, а то и с рабовладением. Да и то сказать, в той же главе автор, ссылаясь на работы Р.Фогеля и С.Энгермана, утверждает, что негры-рабы на хлопковых плантациях работали производительнее, чем наемные работники.
Весьма сомнительно, что именно «сложная организация коллективного труда» была причиной бОльшей производительности черных рабов (если таковая действительно имела место). Например, можно себе представить, каким опустившимся люмпеном должен был быть белый человек, чтобы в тогдашних США наняться на сезонную работу рядом с неграми. И как негры ему «помогали» работать. А может быть, причиной была лучшая физическая выносливость негров? Или кнут надсмотрщика? А может быть, с выработкой и зарплатой наемников просто мухлевали в пользу «своих» негров (живой инвентарь, как-никак, беречь надо)? Оно конечно, авторы – нобелевские лауреаты, это серьезно, но не означает, что всем их выводам следует верить безоговорочно. А главное, если даже они и правы, то какое отношение данный пример имеет к русской крестьянской общине? Может быть, перед нами светлый идеал производительного труда при солидаризме, воплощенная мечта талантливого организатора производства тов. Л.П.Берии?
Кстати, из исследований Фогеля и Энгермана вытекает любопытный вывод. Если они правы, то у Севера не было экономических причин начинать войну с Югом. Получается, что огромные жертвы, разрушения, страдания во время Гражданской войны – порождение некоего идеалистического порыва «эгоистичных» и «стремящихся только к наживе» индивидуумов? Что-то тут не то с моделью человеческого поведения у господ солидаристов!
Но вернемся к тезису об «ошибке относительно прогрессивной роли капитализма в целом». Вообще-то, чтобы опровергнуть этот тезис Маркса, надо немало потрудиться. Надо, например, доказать, что все невиданное развитие производительных сил человечества, чему мы являемся свидетелями на протяжении последних столетий - фикция, видимость, перераспределение богатства от бедных к богатым, из «периферии» в «центр». Надо доказать, что если в системе «центр-периферия» все «взять и поделить», то мир в целом окажется на уровне примерно XVI века (когда, по С.Г.Кара-Мурзе, началась «глобализация»). Тяжелая задача. Я бы даже сказал, невыполнимая. Но автор и не пытается взвалить ее себе на плечи. Он просто лаконично констатирует: неправ старина Маркс. Феодализм, рабство и первобытно-общинный строй – разумная альтернатива и светлое будущее всего человечества!
Я не думаю, что искажаю взгляды автора. Термины «капитализм» и «прогрессивный» употреблены им явно в рамках парадигмы исторического материализма (выражаясь его же словами). Слово «прогрессивный» требует указания: по сравнению с чем прогрессивный. Резонно предположить, что капитализм прогрессивен по сравнению с феодализмом и т.д.
Кстати, об использовании автором термина «прогрессивный». В работе «Манипуляция сознанием» он относит «прогресс» к числу слов-амеб, малосодержательных, не имеющих определенного значения, и скорее затуманивающих картину мира, чем обозначающих конкретные понятия. Могу согласиться, с известными оговорками. Прогресс общества – это его развитие к тому состоянию, которое кажется желательным наблюдателю. Соответственно, пока нет общего понимания, какое состояние является желательным - нет и смысла говорить о прогрессе. Но почему тогда автор так усердно опровергает тезис сначала о «прогрессивности» капитализма в сельском хозяйстве, а теперь и о прогрессивности капитализма вообще? Сказал бы просто, что эти утверждения бессодержательны и занялся бы конкретным сопоставлением разных форм хозяйствования по тем или иным параметрам. А потом сказал бы, например, что племена американских охотников-индейцев, живущих в гармонии с природой и регулирующих свою численность во время межплеменных войн, являются для него идеалом общественного устройства. Почему бы и нет, в конце концов? Только не надо забывать, что такая система могла прокормить на всей территории нынешних США не более 5 млн. человек, а нынешняя система худо-бедно кормит во всем мире 6 миллиардов (чего никогда не было в истории).
Однако же, автор воюет именно с утверждениями о «прогрессивности», подставляя этот термин даже туда, где любой исследователь будет говорить об «экономической эффективности». Очень похоже на известный демагогический прием – опровергать утверждение, которое оппонентом не высказывалось и не отстаивается. Да, и Ленин, и Маркс говорили о «прогрессивности» капитализма, но разве С.Г.Кара-Мурза ведет полемику конкретно с Лениным и Марксом? Он оспаривает некоего идеального оппонента, виртуального «либераста», созданного масс-медийным сознанием. Это не вредно, даже полезно, как и любая борьба с навязанными сознанию штампами. Но в то же время это «бой с призраком», победу в котором одержать, как известно, нетрудно.
Вернемся, однако, к тезису автора об «ошибке» Маркса. Я вовсе не настаиваю на том, что теория общественно-экономических формаций – единственно возможная форма периодизации человеческой истории. Например, я склонен думать, что эта теория фактически игнорирует так называемый «азиатский» способ производства. Однако, для меня несомненно, что есть некие типы общественных производственных отношений, наблюдаемые в разные эпохи в разных странах, и соответствующие определенным уровням развития производительных сил. Эффективная индустрия не может быть основана на рабстве и крепостничестве, несмотря на известные исторические казусы. Не может она строиться и на «общинно-колхозном», артельном владении средствами производства. Крупное индустриальное производство, делающее работника придатком машины, просто не признает общинных, кооперативных форм управления. Рабочий становится частью технологического процесса, а технологическим процессом должны управлять профессиональные специалисты-технологи, которые и сами также являются частью технологии, чем-то вроде блока управления в машине. Рабочий может участвовать в таком процессе производства либо по вольному найму, либо по принуждению (рабство), либо вследствие какого-либо сочетания первого и второго (труд в мобилизованной на войну экономике). Соответственно, выбирая предпочтительный способ, надо определиться, что является более эффективным (заодно определившись с понятием эффективности) и более соответствующим природе человека. Очевидно, что свободный найм более эффективен – иначе рабство не было бы в мире преследуемым институтом, и существовали бы целые отрасли промышленности, основанные на рабском труде. А что касается человеческой природы - тут, как говорится, каждый выбирает для себя. Кому-то по душе ошейник раба, кто-то выбирает "пропасть для свободных людей".
Современная промышленность требует с одной стороны – свободного наемного работника, не имеющего права вмешиваться в управление, с другой стороны – работодателя, управляющего производством и в какой-то степени капиталом (капиталиста, эксплуататора, буржуя, директора). Это обстоятельство может нравиться или не нравиться, но оно объективно существует. Соответственно, человек, признающий, что индустриальное развитие является на определенном этапе развития экономики желательным, должен признавать также и необходимость перехода к капиталистическим отношениям, хотя бы в сфере трудового найма. Нельзя отказывать капитализму в «прогрессивности» и одновременно ратовать за развитие промышленности. Одно без другого не бывает.
Мне могут возразить, что социалистическая индустриализация – как раз пример обратного. Но она может эффективно осуществляться только на базе производительных сил и классов, первоначально созданных капитализмом. Невозможно представить себе коммунистическую революцию в России в 60-ые годы XIX века. Во-вторых, я не вижу принципиальной разницы между наймом работника при социализме и при капитализме. Отношения возникают одни и те же: «Ты платишь, я работаю». Социализм использует те же стимулы к труду и те же формы заработной платы. Все разговоры об «общенародном характере собственности, делающем трудовой найм при социализме простой видимостью» по отношению к конкретному работнику конкретного предприятия выглядят не более чем демагогией, что каждый, поработавший при социализме, мог ощутить на собственном опыте.
Я могу согласиться с автором, когда он утверждает, что для капитализма в сельском хозяйстве России были возможны больше чем два классических пути развития – американский и прусский. Был и путь «врастания» общины в систему капиталистических отношений. Однако сам же автор весьма убедительно доказывает, что этот путь – путь сверхэксплуатации крестьянства! Он означает для крестьянства беспросветную нищету, вечный голод, деградацию почвы, разрушение традиционной культуры. За примерами далеко ходить не надо – достаточно посмотреть едва ли не на любую страну «третьего мира». Более высокая эффективность общинного хозяйства автором не доказана и доказана быть не может. Этот путь ущербен и для капитализма – он привыкает паразитировать на крестьянстве, утрачивает свой деловой характер, вместо бизнеса начинает заниматься жульничеством. Но почему-то именно путь сохранения общины представляется С.Кара-Мурзе крайне привлекательным – с невнятными оговорками об особом «некапиталистическом» пути развития. Здесь хотелось бы отметить во-первых, что речь идет все-таки о сохранении общинных отношений, во-вторых, что в реальности общинные отношения после гражданской войны при НЭПе оказались вписанными именно в систему государственного капитализма, в-третьих, что через 10 лет в ходе «некапиталистического перехода в более "эффективные" формы хозяйствования» общину все равно пришлось ликвидировать. Таким образом, этот путь – если относить к нему развитие крестьянской общины в России во времена НЭПа – оказался тупиковым, о чем стоит поговорить отдельно.
Однако, хотя и с известными оговорками, я хотел бы согласиться со следующим положением:
«Россия в конце XIX и начале ХХ века была именно страной периферийного капитализма. А внутри нее крестьянство было как бы "внутренней колонией" - периферийной сферой собственных капиталистических укладов. Его необходимо было удержать в натуральном хозяйстве, чтобы оно, "самообеспечиваясь" при очень низком уровне потребления, добывало зерно и деньги, на которые можно было бы финансировать, например, строительство необходимых для капитализма железных дорог.»
К этому выводу я еще собираюсь вернуться в следующих статьях.
© Дмитрий Ниткин 2002
Дополнение. Был ли Маркс марксистом?