Вернемся к «крестьянскому вопросу». Может быть, характеризуя среднее крестьянство как союзника мелкой буржуазии, Ленин просто отдает должное каким-то старым иллюзиям, а реальная ситуация совсем не такая? Посмотрим. Землю поделили. Имения разграбили. Хлеб посеяли. Встает вопрос: кому достанется урожай? И тут становится совершенно ясно, что крестьянин отнюдь не торопится повернуть в сторону «некапиталистического пути развития в форме социализма». Он требует за свой хлеб реальный денежный или товарный эквивалент, и ведет себя отнюдь не как коллективист, а как самый что ни на есть завзятый частный собственник. Попросту говоря, не хочет работать даром.
Глобальное переустройство социально-экономических отношений в деревне, уравнение крестьянских хозяйств вело к худшему использованию земли, техники, скота, снижалась производительность труда. Неизбежным следствием разорения помещика и крепкого крестьянина было падение товарности всего сельского хозяйства. Советы, особенно низовые, отражая настроения крестьян, не желали быть проводниками непопулярной политики центральной власти. Сельские, волостные и даже уездные советы отменяли хлебную монополию, твердые заготовительные цены, разрешали свободную торговлю. Поступали они так не только из-за местного эгоизма, но и в связи с непосредственной угрозой со стороны враждебных советскому строю сил. Таким образом, из деревни прозвучал сигнал о том, что крестьяне не остановятся лишь на переделе и распоряжении землей, а постараются получить полную свободу хозяйствования. В крестьянской среде восторжествовало веками складывавшееся отношение к государственной власти как к главному угнетателю.
В.И. Ленин вновь коренным образом изменил тактику в отношении крестьянства, призвав "решительно бороться с "узкоклассовым" крестьянским эгоизмом". Союз рабочих и крестьян в борьбе с капиталистами и помещиками, о котором так много говорили большевики, едва начав складываться в ходе установления советской власти, развалился. Теперь уже голодные пролетарии призывались в поход за хлебом, который предстояло взять у крестьян насильственным путем.
13 мая 1918 г. была установлена продовольственная диктатура. Попытки советов Саратовской, Самарской, Симбирской, Астраханской, Вятской, Тамбовской, Казанской губерний сопротивляться продовольственной диктатуре были пресечены. Непослушные советы разгонялись, особенно, если в их составе преобладали сторонники меньшевиков и эсеров. 27 мая был принят декрет ВЦИК СНК, фактически ликвидировавший власть Советов. Местные продорганы подчинялись наркомату продовольствия. Затем и другие органы Советов были подчинены наркоматам. Самоуправление было окончательно вытеснено диктатурой бюрократических органов.
Это – в высшей степени характерное обстоятельство. Советская власть (в отличие от коммунистической партийной диктатуры) очень быстро показала свою нежизнеспособность. Система Советов, обладавших на местах «всей полнотой власти» не могла обеспечить выполнения даже самых элементарных общегосударственных мероприятий, не говоря уж о таких сложных задачах, как продовольственная диктатура. Ни о каком ранее декларированном совмещении Советами функций исполнительной и законодательной власти не было речи уже с первых же дней «Советской» власти – реальную власть осуществлял СНК.
Так, 4 ноября 1917 г. на заседании ВЦИК представитель фракции левых эсеров огласил следующее заявление:
«Председателю Центр. Исп. Ком. 2-го Съезда С. Р. и С. Д. Фракция левых с.-р. предлагает ЦИК обратиться к Председателю Совета Народных Комиссаров Ульянову-Ленину со следующим спешным запросом: на 2-м Съезде С. Р. и С. Депутатов было установлено, что ЦИК является верховным органом, перед которым в полной мере ответственно правительство. Между тем за последние дни опубликован ряд декретов (от имени правит.), без всякого обсуждения и санкций ЦИК. В таком же порядке проведены правительством действия, фактически отменявшие начало гражданских свобод. Мы предлагаем сделать запрос Председателю Совета Народных Комиссаров:
1. На каком основании проекты декретов и иных актов не представляются на рассмотрение ЦИК.
2. Намерено ли правительство отказаться от произвольно недопустимого порядка — декретирования законов»
[Протоколы заседаний Всероссийского центрального Исполнительного Комитета Совета Р., С., Кр. и Каз. Депутатов II созыва. Издательство ЦИК. М. 1918. С. 28. Цит. по: А.А.Арутюнов. Досье Ленина без ретуши. Документы. Факты. Свидетельства. М., “Вече” 1999.]
С.Г.Кара-Мурза пишет:
«До выборов 1924 г. Советы представляли собой не государственную власть, а «прямую демократию». На заводах все работники составляли Совет, в деревне - сельский сход. Они посылали своих представителей в крупные Советы (которые тогда называли «совдепами» - в отличие от просто Советов). Действия Советов были независимы, они не регулировались законами, у них была вся власть. С точки зрения нормального государственного управления это был хаос (иностранные обществоведы даже в 30-е годы признавали, что они не могут не только объяснить, но даже и описать систему советской власти). Достаточно сказать, что многие местные Советы не признали Брестский мир и считали себя в состоянии войны с Германией.»
Это еще одно «открытие» автора. Достаточно заглянуть в Конституцию РСФСР 1918 г. (ст.57), чтобы увидеть, что сельский сход и Совет – совсем не одно и тоже. И «независимы» Советы были только в границах своего ведения, но зато должны были «проводить в жизнь все постановления соответствующих высших органов Советской власти» (Конституция РСФСР, ст.61). И закон для них был, хотя бы та же Конституция, ст.60-62 – другое дело, как тогда законы соблюдались. А насчет «всевластия» Советов - уже написано выше.
«Иностранные обществоведы» недаром затруднялись описать систему Советской власти. Систему произвола всегда трудно описать, особенно глядя «снизу». А вот Ленин, глядя «сверху», в работе «Детская болезнь левизны в коммунизме» дал исключительно четкое описание: [Полный текст]
«Диктатура пролетариата есть самая свирепая, самая острая, самая беспощадная война нового класса против более могущественного врага, против буржуазии, сопротивление которой удесятерено ее свержением (хотя бы в одной стране) и могущество которой состоит не только в силе международного капитала, в силе и прочности международных связей буржуазии, но и в силе привычки, в силе мелкого производства. Ибо мелкого производства осталось еще на свете, к сожалению, очень и очень много, а мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе.»
Здесь надо напомнить, что «мелкое производство», «мелкая буржуазия» у Ленина – это эвфемизмы для понятий «крестьянское хозяйство» и «крестьянин».
«Диктатуру пролетариата осуществляет коммунистическая партия большевиков, имеющая по данным последнего партийного съезда (IV. 1920) 611 тыс. членов. … Партией, собирающей ежегодные съезды (последний: 1 делегат от 1000 членов), руководит выборный на съезде Центр. Комитет из 19 человек, при чем текущую работу в Москве приходится вести еще более узким коллегиям, именно так называемым «Оргбюро» (Организационному бюро) и «Политбюро» (Политическому бюро), которые избираются на пленарных заседаниях Цека в составе пяти членов Цека в каждое бюро. Выходит, следовательно, самая настоящая «олигархия». Ни один важный политический или организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний Цека партии.
Партия непосредственно опирается в своей работе на профессиональные союзы, которые насчитывают теперь, по данным последнего (IV. 1920) съезда, свыше 4 миллионов членов, будучи формально беспартийными. Фактически все руководящие учреждения громадного большинства союзов и в первую голову, конечно, общепрофессионального всероссийского центра или бюро (В.Ц.С.П.С. - Всероссийский центральный совет профессиональных союзов) состоят из коммунистов и проводят все директивы партии. Получается, в общем и целом, формально не коммунистический, гибкий и сравнительно широкий, весьма могучий, пролетарский, аппарат, посредством которого партия связана тесно с классом и с массой и посредством которого, при руководстве партии, осуществляется диктатура класса.
…
Связь с «массами» через профсоюзы мы признаем недостаточной. Практика создала у нас, в ходе революции, и мы стараемся всецело поддержать, развить, расширить такое учреждение, как беспартийные рабочие и крестьянские конференции, чтобы следить за настроением масс, сближаться с ними, отвечать на их запросы, выдвигать из них лучших работников на государственные должности и т.д.
…
Затем, разумеется, вся работа партии идет через Советы, которые объединяют трудящиеся массы без различия профессий. Уездные съезды Советов являются таким демократическим учреждением, которого еще не видывали самые лучшие из демократических республик буржуазного мира, и через эти съезды (за которыми партия старается следить как можно внимательнее), а равно и через постоянные командировки сознательных рабочих на всякие должности в деревне, осуществляется руководящая роль пролетариата по отношению к крестьянству, осуществляется диктатура городского пролетариата, систематическая борьба с богатым, буржуазным, эксплуататорским и спекулирующим крестьянством и т. д.
Таков общий механизм пролетарской государственной власти, рассмотренный «сверху», с точки зрения практики осуществления диктатуры.» [Полный текст]
Итак, мы видим, что:
- Диктатура направлена против буржуазии и крестьянства;
- Диктатуру осуществляет одна партия;
- Работой партии фактически руководит узкая группа лиц;
- В городе партия опирается на рабочие организации, что позволяет осуществлять диктатуру одного класса.
- Советы являются последним по важности механизмом, через который осуществляется диктатура пролетариата над крестьянством.
Исключительно четкое и откровенное описание. Сравним с очередной сказочкой С.Г.Кара-Мурзы:
«Вторым ключевым понятием советской идеологии была диктатура пролетариата. Термин этот, введенный Марксом в 1852 г., не был достаточно разработан, в России он употреблялся как метафора, без придания ему конституционного значения. Его эмоциональная окраска менялась в зависимости от обстановки. Сразу после Октября диктатура пролетариата (в союзе с крестьянством) понималась как власть абсолютного большинства, которая сможет поэтому обойтись без насилия - с таким основанием отпускались под честное слово юнкера и мятежные генералы. По мере обострения обстановки упор делался на слове диктатура, и метафора использовалась для оправдания насилия.
Главное, что в советской идеологии это понятие не имело классового смысла (независимо от классовой риторики). К неклассовому пониманию “диктатуры пролетариата” крестьяне были подготовлены самой их культурой. Она воспринималась как диктатура тех, кому нечего терять, кроме цепей - тех, кому не страшно постоять за правду. Пролетариат был новым воплощением народа, несущим избавление - общество без классов»
По-моему, С.Г.Кара-Мурза берет на себя нелегкую задачу, что-то вроде труда пресс-секретаря Ельцина, который после каждого очередного выступления своего шефа подолгу объяснял, что шеф совсем не то имел в виду, что говорил. Неблагодарная это работа, тем более что Ленин, в отличие от Ельцина, изъясняется четко. Или С.Г.Кара-Мурза описывает здесь не реальность, а мифы общественного сознания? Может быть, но почему эти мифы так сильно расходятся с реальностью?
Крестьянин понимал «диктатуру пролетариата» предельно конкретно. Для него эту диктатуру воплощали приходящие из города вооруженные рабочие продотряды. И союз у этого «пролетариата» был не с «крестьянством» как пишет С.Г.Кара-Мурза, а с «беднейшим крестьянством», с теми крестьянами, которые не смогли встать на ноги даже после полного уравнительного земельного передела, запрета аренды земли и наемного труда, раздела помещичьего имущества (кстати, интересно, откуда после этого у Ленина взялось «богатое, буржуазное, эксплуататорское и спекулирующее крестьянство»). Я не буду их характеризовать – сами крестьяне сделают это лучше меня. А направлен был этот союз против буржуазии крупной и мелкой. То есть, против зажиточных (работящих) крестьян тоже.
Здесь же у С.Г.Кара-Мурзы еще один забавный момент:
«Таким образом, советская государственная идеология была национальной - нисколько не вступая при этом в противоречие с интернациональной риторикой. Дело в том, что национализм крестьянского мышления имеет иную природу, нежели национализм гражданского общества (само слово национализм, взятое из западного лексикона, надо понимать условно, вернее было бы назвать его народность). Здесь не годится простое деление “буржуазный национализм - пролетарский интернационализм”, принятое в марксизме. Крестьянство восставало против капитализма, движимое не только социальным, но и национальным чувством - как против космополитической силы, уничтожающей самобытность»
Нет счета высказываниям Ленина о том, что революция в России – первый шаг к победе мировой революции, что без поддержки мировой революции дело большевиков обречено. Большевики отводили России роль растопки во всемирном пожаре. Однако, после выхода брошюры Сталина «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов" (1924) непререкаемой догмой стал тезис о том, что уже во время мировой войны Ленин пришел к выводу о возможности победы социализма в отдельной России. Опираясь на закон неравномерности развития, заявлял Сталин, Ленин уже тогда разрабатывал "свою теорию пролетарской революции, о победе социализма в одной стране, если даже эта страна является капиталистически менее развитой" [Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 372]. По мнению Сталина, имелась в виду Россия.
На самом же деле позиция Ленина в вопросе о России была гораздо сложнее и менее категоричной. В феврале 1922г.("Заметки публициста") Ленин еще считал "азбучной истиной" совсем иную стратегию. "Мы всегда исповедовали и повторяли ту азбучную истину марксизма, - говорил он, - что для победы социализма нужны совместные усилия рабочих нескольких передовых стран" [ПСС, Т. 43. С. 180.]. Еще ранее, в первые послеоктябрьские годы, Ленин был твердо убежден, что "окончательная победа социализма в одной нашей стране невозможна" (январь, 1918). "Победить полностью, окончательно, нельзя в одной России" (апрель, 1919) [ПСС, Т. 34. С. 250.]. Число подобных категоричных высказываний Ленина о невозможности победы социализма в отдельно взятой России можно было бы умножить многократно. А вот, пожалуй, самое яркое из высказываний Ленина о национальных интересах: "Мы защищаем не великодержавность; от России ничего не осталось, кроме Великороссии, - не национальные интересы, мы утверждаем, что интересы социализма, интересы мирового социализма выше интересов национальных, выше интересов государства" (как аргумент в пользу Брестского мира).
А что же пишет С.Г.Кара-Мурза? «Если за риторикой Ленина о союзе рабочего класса и крестьянства в России и о возможности построения социализма в одной стране видеть суть, то она именно в возрождении державного русского национализма».
Уважаемый Сергей Георгиевич, не стоит держать своих читателей за совершенно непроходимых дураков, которые не могут отличить суть от риторики. Ни одному из современников Ленина не приходило в голову называть его сторонником «возрождения державного русского национализма». Ленин стоял во главе государства, и для сохранения власти прилагал все усилия к тому, чтобы это государство укрепить – действуя при этом безжалостно и бездарно, стараясь не объединить народ, а расколоть его как можно глубже, довести гражданскую войну до каждого села, чуть ли не до каждого сельского двора. Это типичная тактика оккупанта в завоеванной стране – «разделяй и властвуй». Ничего общего с русским национализмом этот подход к русскому народу не имеет, и сам Ленин высмеял бы того, кто попытался бы приписать ему «державный русский национализм»
Вообще, когда читаешь главы «Советской цивилизации», посвященные революции и гражданской войне, делается совершенно очевидно, что автор пишет в расчете на человека, никогда не державшего в руках соответствующих томов «полного» собрания сочинений Ленина. Каждый, кто тщательно изучал некогда курс истории КПСС, прекрасно понимает, что если что и можно свести у Ленина к риторике – так это рассуждения о «невиданном демократизме советского строя». А в остальном там – четкий классовый анализ, оценка расклада политических сил. Если бы соответствующие рассуждения были просто «риторикой», большевики просто не удержали бы власти. Сладкоголосых говорунов в то время и без него было достаточно. Ленин же был силен не риторикой, а постоянным политическим чутьем «текущего момента» - что позволяло ему осуществлять грандиозный социальный эксперимент над народом, не перешагивая той роковой черты, за которой его режим был бы сметен.
Вернемся, однако, в лето 1918 года. Тогда было уже не до игр в «верховенство Советов». На место Советов встают всевозможные «ревкомы». В деревнях, в полном соответствии с «апрельскими тезисами» («выделение Советов депутатов от беднейших крестьян»), создаются комбеды. Про комбеды С.Г.Кара-Мурза стыдливо вспоминает только в двух абзацах 6 главы своей книги, отмечая в качестве главного их достоинства недолгое (менее полугода) существование:
«Перед комбедами стояло две задачи: распределение хлеба, предметов первой необходимости и сельхозорудий среди сельской бедноты; содействие продовольственным органам в изъятии излишков хлеба у кулаков (за это часть зерна предоставлялась самим комбедам до 15 июля бесплатно, а затем с большой скидкой). В состав комбедов могли входить все жители села, кроме кулаков. В ряде губерний комбеды стали низовым аппаратом Наркомпрода, помогали продотрядам, вели борьбу со спекуляцией, создавали коммуны, общественные столовые, ясли и т.д.»
Все понятно, основная забота у комбедов была о яслях и столовых. И за свою отеческую заботу они получали часть награбленного, со скидкой. Интересно, кстати, чем комбеды расплачивались в условиях краха денежной системы?
Тут просто надо вспомнить о целях большевиков, об их аграрной программе. “Мелкое хозяйство при сохранении товарного хозяйства и капитализма не в состоянии избавить человечество от нищеты масс, надо думать о переходе к крупному хозяйству на общественный счет и браться за него тотчас” [ПСС, т. 31: 272]. Эта самая попытка перехода «к крупному хозяйству за общественный счет» (точнее, за счет среднего крестьянина) и была предпринята в 1918 г., когда показались в основном разрешенными проблемы с национализацией в промышленности. Вот, собственно, о каких создаваемых комбедами коммунах речь – о полном изъятии собственности у крестьян и превращении их в безземельных подневольных производителей хлеба.
Еще в момент переворота, в октябре 1917г., Ленин рассматривал нормы Декрета о земле, как временную уступку крестьянству. Ровно через год, 8 ноября 1918 г., выступая на совещании делегатов комитетов бедноты центральных губерний, он говорил: «Мы, большевики, были противниками закона о социализации земли. Но все же мы его подписывали, потому что не хотели идти против воли большинства крестьянства. Воля большинства для нас обязательна, и идти против этой воли – значит совершить измену революции.
Мы не хотим навязывать крестьянству чуждой ему мысли о никчемности уравнительного разделения земли. Мы считаем, что лучше, если сами трудящиеся крестьяне, собственным горбом, на собственной шкуре увидят, что уравнительная дележка – вздор…
Дележка хороша была только для начала. Она должна была показать, что земля отходит от помещиков, что она переходит к крестьянам. Но этого недостаточно. Выход только в общественной обработке земли.
Этого сознания у вас не было, но жизнь сама приводит вас этому убеждению. Комунны, артельная обработка, товарищества крестьян – вот где спасение от невыгод внешнего хозяйства, вот в чем средство поднятия и улучшения хозяйства, экономии сил и борьбы с кулачеством, тунеядством и эксплуатацией.» [ПСС, Т.37 С.179-180]
Власти на местах следовали курсом центральной власти. В качестве иллюстрации приведу выдержку из доклада Тамбовского Губернского Земельного Отдела, составленного зимой 1918/19 годов: [Полный текст]
«Практика годовой работы показывает, что землеустройство должно пойти по новому пути, по которому пошел уже Центр, а именно объединить сельское хозяйство и коллективы, которые являются единственной правильной формой землеустройства, разрешением всех тех споров, которые возникают, и средством к достижению должной производительности сельского хозяйства и к поднятию культуры.
В настоящее время сами крестьяне-хлеборобы, видя печальные результаты ошибочной политики левых эсеров в земельной реформе, приходят в сознание и отказываются от той темноты, в которой воспитали крестьянство бывшие приверженцы капитализма и царизма, заставляя их спорить из-за вершка собственной земли. Видя напрасную трату непродуктивного труда и недостаточную производительность сельского хозяйства, крестьяне идут к объединению для правильного производства хозяйства, для уничтожения чересполосицы и дальноземелья, но в этом много встречают препятствий со стороны как кулаков деревенских, так, к сожалению, и от советских учреждений, которые не понимают всей огромной задачи земельной политики.
Для искоренения этого зла стоит перед нами следующая задача:
Всем советским учреждениям необходимо обратить самое серьезное внимание на осуществление означенного плана и оказание всякого рода содействия возникающим и существующим уже коллективным хозяйствам, а также напрячь все усилия, дабы достигнуть в самое непродолжительное время полного осуществления коллективизации сельского хозяйства в нашей губернии»
Правда, перед тамбовскими коллективизаторами встала другая проблема:
«Прежде всего приходилось обратить самое серьезное внимание на прекращение разрушения культурных частновладельческих имений и хищения них народного достояния. Хотя в настоящее время хищения и наблюдаются, но в незначительном размере и производятся не частными лицами или селами, как это было до сих пор, а советскими учреждениями и отдельными представителями советской власти, без ведома Губернского и Уездных Земельных Отделов, обращающимися с настойчивыми требованиями к заведывающим хозяйствами или же охране, считая такие требования законными.
…
Из числа бывших частновладельческих хозяйств в губернии, в количестве 3097, в настоящее время вполне сорганизованных и налаженных советских хозяйств 76...
Для восстановления этих хозяйств требовались большие усилия, чтобы собрать разобранный и распроданный гражданами племенной скот б. частновладельцев, чтобы заготовить для собранного скота фуража, потому что в минувшем году означенные хозяйства не обрабатывали самостоятельно земли, а потому и не было никаких наличных запасов фуража для скота, даже и в настоящее время скот терпит голод, в особенности не достает сена, соломы и корнеплодов...»
Как мы видим, «Декрет о земле» и сам по себе привел к хозяйственному разорению, но в ходе аграрных преобразований большевики, горя революционным нетерпением, всячески инициировали образование коммун, совхозов. Но на такие объединения в деревне решались немногие, а вот бедняки и неудачники всегда находились в любом сельском обществе. Большевики, вместо поисков путей для установления социального мира, способствовали углублению противоречий как между городом и селом, так и внутри деревенского мира. С этой целью они приступили к организации комбедов, что еще больше обострило ситуацию в стране. Первые выступления против советской власти в деревне были обусловлены претензиями крестьян и друг к другу, и к этой власти, поддерживавшей прежде всего притязания беднейших.
Свердлов на заседании ВЦИКа четвертого созыва ставил задачу: "Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах <...> только в том случае сможем мы сказать, что мы и по отношению к деревне сделали то, что смогли сделать для городов" [Цит. по: Наше Отечество. Опыт политической истории. М., 1991. Т.2. С.49.]
Немудрено, что летом 1918 года страна полыхнула гражданской войной с такой силой, что власть большевиков висела на волоске. Ну, будем же реалистами. Неужели для власти огромной страны, если бы она пользовалась поддержкой народа, могли представлять страшную опасность собрание разогнанных депутатов, мятеж военнопленных или высадка иностранного десанта в дальнем порту? Это, конечно, серьезные проблемы, но не смертельные.
И еще пара слов о Советах. С.Г.Кара-Мурза пишет: «на уровне самоуправления это был именно традиционный тип, характерный для аграрной цивилизации - тип военной, ремесленной и крестьянской демократии доиндустриального общества. В России Советы вырастали именно из крестьянских представлений об идеальной власти.»
По всей видимости, «крестьянские представления об идеальной власти» были еще незрелыми, если потребовались комбеды. Но что такое «крестьянская демократия»? Ремесленная демократия – понятно, это цеховое самоуправление, зародыш будущей буржуазной демократии. Военная демократия – тоже понятно, это отношения князя с дружиной, когда князь командует, но отдает только такие приказания, которые дружина не воспротивится исполнять. А крестьянская демократия? Где она видана и слыхана? Только как представительство мелких хозяев, как буржуазное представительство, и никак иначе. Где нет частных семейных хозяйств, где все принадлежит родовой общине – там нет никакой демократии и воля старейшин не подвергается сомнению. С.Г.Кара-Мурза ссылается на Чаянова: «Наш режим есть режим советский, режим крестьянских советов. В крестьянской среде режим этот в своей основе уже существовал задолго до октября 1917 года в системе управления кооперативными организациями» . Но управление кооперативной организацией – это представительство скооперировавшихся частных хозяев, каждый из которых не теряет хозяйственной и юридической самостоятельности. И поэтому в Советы в деревне попадали в первую очередь кулаки – мужики серьезные, зажиточные, здравомыслящие, что бы там не наблюдал Пришвин в своей деревне. Эту систему большевикам надо было сломать во что бы то ни стало, с реальным крестьянским самоуправлением их власть была несовместима. Не сразу, с большими накладками, но большевики научились применять административный ресурс, формировать Советы, которые были бы к ним почти всегда лояльны. С.Г.Кара-Мурза искажает действительность, утверждая, что «комбеды просуществовали всего пять месяцев». Вот что говорил Ленин в том же ноябре 1918 г., когда комбеды были «упразднены»: «Необходимо, чтобы комбеды покрыли всю Россию. …Центральный Комитет нашей партии выработал план преобразования комбедов, который пойдет на утверждение VI съезда Советов. Мы постановили, что комбеды и Советы в деревнях не должны существовать порознь Иначе получится склока и лишнее словоговорение. Мы сольем комбеды с Советами, мы сделаем так, чтобы комбеды стали Советами» [ПСС. Т.37, С.181].
В результате сельские Советы и общинные сходы существовали независимо друг от друга. Совет спускал сверху циркуляры – сход решал действительные проблемы деревенской жизни.
Лидер меньшевиков Ф.А.Дан, выступая на VIII Всероссийском съезде Советов 23 декабря 1920 г., говорил: [Полный текст]
«За истекший год поражает всякого наблюдателя прогрессивное отмирание всякой советской системы управления государством. Вся советская система сверху донизу за этот год была парализована. Все из вас знают, что на местах Советы совершенно перестали собираться, и для поддержания хоть какой-нибудь видимости жизни в них вместо собраний уполномоченных собирались какие - то расширенные собрания Советов с фабрично-заводскими комиссиями, с представителями профсоюзов и т.д. Советы же как органы государственного управления почти никогда не функционировали, за них действовали самовластно исполкомы и президиумы.»
Мы видим, что Советы, как полновластные органы, представляющие интересы всех слоев трудящегося населения, не просуществовали и года.