Глава 7 «Советской цивилизации», призванная дать читателю представление о советском государстве в период НЭПа, начинается с ничем не примечательного абзаца:
«К весне 1921 года, когда окончилась гражданская война и военная интервенция, политика военного коммунизма перестала быть терпимой для большей части крестьянства, разоренного войнами и истощенного неурожаем. Крестьяне начали выступать против Советской власти. Естественным ответом на отсутствие рынка, изъятие излишков через продразверстку было сокращение крестьянами площади посевов. Они производили то, что было необходимо для пропитания семьи. В 1920 г. сельское хозяйство давало около половины довоенной продукции. Одной из важных причин этого было, наряду с общей военной разрухой, измельчение наделов и исчезновение крупных хозяйств.»
Эти фразы совершенно «проходные» - но только не в общем контексте книги С.Г.Кара-Мурзы. Сокращение посевов является «естественным ответом на отсутствие рынка, изъятие излишков через продразверстку» для реального крестьянина, ведущего индивидуальное хозяйство и распоряжающегося плодами своего труда. Другое дело - вымышленный автором крестьянин, живущий в книге «Советская цивилизация». Он не индивид, он продукт традиционного общества. Он не преследует своих интересов, пока не удовлетворены интересы общины/семьи/общества. Ему не нужен рынок. Он с радостью даром отдаст любые излишки на общественные нужды. Его реакция должна быть совсем другой. Вот что мы знаем о нем из других глав книги:
«Главные ценности буржуазного общества - индивидуализм и конкуренция - в среде крестьян не находили отклика…» - гл.2;
«Не к гражданскому обществу свободных индивидов стремились люди после краха сословной монархии, а к христианской коммуне (обществу-семье)» – гл.3.;
«Те, кого Ленин называл “сельской буржуазией”, были организаторами большой “петиционной кампании” - в Крестьянский Союз и в Государственную Думу. Изучено около 1500 таких петиций, и в 100% из них - требование отмены частной собственности на землю. После этого вопрос о том, являются ли богатые крестьяне буржуазией и стало ли общинное крестьянство оплотом капитализма, можно было считать закрытым.» – гл.1;
«Для рыночной экономики нужен субъект - homo economicus, - который возник с превращением общинного человека аграрной цивилизации в свободного индивида ("атом") с картезианским разделением "дух-тело". Ни в России, ни в СССР этого превращения не произошло, поэтому и не возникло антропологической основы для восприятия частной собственности как естественного права». – гл.9;
«Общинное сознание не перенесло капитализма и после Февраля 1917 г. и гражданской войны рвануло назад (или слишком вперед) - к коммунизму.» – гл.8.
Вот так-то, не нужны были крестьянам ни частная собственность, ни рыночная экономика, ни индивидуализм, ни конкуренция. Не порождали они капитализм ежедневно и ежечасно, тут Ленин что-то напутал.
И когда тамбовские мужики и матросы Кронштадта в 1921 году требовали свободы торговли и Советов без коммунистов – это, согласно С.Г.Кара-Мурзе, только от того, что общинное сознание слишком сильно к коммунизму рвануло. Так рвануло, что коммунистам небо с овчинку показалось.
А что касается упомянутого автором «исчезновения крупных хозяйств», как одной из причин спада сельскохозяйственного производства - так он, помнится, еще в первой главе своего труда «доказал», что мелкое трудовое крестьянское хозяйство эффективнее крупного капиталистического. Здесь тоже что-то непонятное – ведь в таком случае разрушение крупных хозяйств и дележ их земли и имущества между крестьянами должны были пойти производству только на пользу. (А хороший, между прочим, термин «исчезновение»! Были крупные хозяйства – а потом, в сумятице революции и гражданской войны, куда-то «исчезли», по всей видимости, сами.)
Особенно ярко среди данных автором характеристик НЭПа выглядит следующий абзац:
«Мне кажется, что представление НЭПа как "отступления" неверно и в глубоком культурном смысле этой программы. Введение в массовое сознание идей собственности и права и не могли быть "отступлением" для крестьянской общинной России. Это был огромный шаг вперед, и только по аналогии, как метафора этот шаг назывался "отступлением к буржуазности" – это было освоение категорий собственности и права уже на траектории построения развитого и модернизированного, но не буржуазного жизнеустройства. Скорее всего, это было самым сложным шагом в советском проекте, и он удался лишь частично из-за форсированных исторических обстоятельств.»
Я не могу не согласиться с тем, что введение в массовое сознание крестьянской общинной России идей собственности и права должно рассматриваться как позитивный процесс. Но в чем конкретно автор видит это «введение в массовое сознание» - для хозяйства, строящегося на базе предшествующего отрицания любых прав собственности, и продолжающего отрицать это право, например, в общинном землевладении и земельных переделах? И как «освоение категорий собственности и права» может происходить «на траектории построения небуржуазного жизнеустройства» - зачем небуржуазному жизнеустройству собственность и право? Думается, понимать эту фразу можно только в одном смысле: за годы НЭПа в голову русского человека пытались внедрить лишь одну идею о собственности – что никакой собственности у него быть не может. И лишь одну идею права – что все права принадлежат государству.
Главным политическим вопросом НЭПа, как справедливо отмечает автор, был вопрос об отношениях Советского государства и крестьянства. Не вполне понятно, откуда он вообще возник, если Советы, по С.Г.Кара-Мурзе, «вырастали именно из крестьянских представлений об идеальной власти». Наверное, то, что выросло из крестьянских представлений, оказалось далеко не идеальным.
Политический вопрос был тесно связан с экономическим, в котором можно выделить три основных проблемы:
- восстановление разрушенного революцией и войнами хозяйства;
- накопление средств для ускоренного развития страны на основе индустриализации;
- достижение государственным сектором экономики конкурентного преимущества перед частным сектором на базе более высокой производительности труда.
Последняя цель была сформулирована Лениным в ряде последних работ, и заключалась, в частности, в его знаменитом призыве: «Учитесь торговать!». Она естественным образом вытекала из марксистского тезиса о преимуществе обобществленного планомерного труда перед анархией разрозненных товаропроизводителей. Выиграв у частного сектора в честной конкурентной борьбе, что облегчалось недопущением частника к политической власти, государство могло бы естественным образом вытеснить его из хозяйственной жизни. Впрочем, честной борьбы не получилось по той самой причине, по которой обычно отказываются от соблюдения правил: государство проигрывало. Государственная промышленность не могла эффективно противостоять частному сельскому хозяйству и торговле. Соответственно, эта цель НЭПа была достаточно быстро забыта, а частный сектор частично трансформировался (в том числе мимикрировал) в кооперативный, а частично был задушен налогами и запретами.
Дмитрий Ниткин. © 2002