В параграфе «Цели, образ действия и место в культуре средств массовой информации» Сергей Георгиевич опять обрушивается на «свободу слова». И опять не рассматривает явления в целом, диалектически, с разных сторон, в их развитии, а погуще зачерпывает «белой» краски для изображения старой доброй «тоталитарной этики» и черной - для современной, «либеральной».
Интересно, как он трактует сам термин «свобода слова». В понимании Кара-Мурзы, свобода слова есть освобождение слова от «духовного содержания». В общепринятом понимании, вообще-то, под свободой слова понимается свобода высказывать свои мысли, в частности политические убеждения, не опасаясь преследований со стороны государства, власти, церкви и т.д.
Оказывается, что принятие «идеи гласности», было
культурной и духовной мутацией колоссального значения
Автор, видимо, не очень хорошо знаком с биологией, и вкладывает в понятие «мутации» однозначно негативный смысл. А напрасно, ведь мутация – это одна из основных движущих сил эволюции.
Вопрос свободы слова является одним из сложнейших и важнейших общественных вопросов. Ясно, что ПОЛНАЯ, абсолютная свобода слова пока невозможна. Ясно, что пропаганда взглядов, которые абсолютно не приемлемы для данного общества, будет пресекаться, и не всегда даже для этого понадобится поддержка государства. Причем проповедуемые взгляды могут нести положительный или негативный потенциал.
Ясно, что вывести ЕДИНЫЙ рецепт, создать эдакого общественного демона Максвелла, который будет пропускать «хорошее» и отсекать «плохое», невозможно. Трактовка «хорошего» и «плохого» у многих разная. Точно также, не всегда может работать метод решения большинством голосов.
Видимо, решение этой проблемы (хотя бы частичное) в каком-то разумном балансе между двумя крайностями – абсолютной свободой слова (каковой на практике нигде нет) и абсолютной НЕСВОБОДОЙ. Как попытаться приблизиться к такому балансу – это тема для большой работы, явно некорректным будет коснуться этой темы слегка. Но надо отметить, что позиция автора, с его бросанием в другую крайность, с его идеализацией «тоталитарной этики», также совершенно не приемлема.
Почему бы ему не попробовать приложить принцип подавления свободы слова (только уже буржуазным тоталитарным режимом) на себя и свою деятельность? Почему бы ему не вспомнить старого, доброго Аугусто Пиночета и его «тоталитарную этику» или милашку Пол Пота с его представлениями о том, что правильно, а что нет?
Автор уже доходит до того, что начинает считать цензуру тем, что «позволяет» писателям и художникам «творить», а, мол, без нее они ничего путного и создать не могут. Надо отметить, что в области культуры часто бывает неприемлемым выдавать какие-то готовые рецепты: сделай так и так и выдающихся художников народится груда. Мы с точностью НЕ ЗНАЕМ, КАКИЕ ФАКТОРЫ определяют рождение талантов, и печь гениев, как пирожки, еще, увы, не научились. Можно установить какую-то приблизительную зависимость между экономическим и культурным развитием общества и количеством талантов, но скорее в области науки, а не искусства.
И делать такие беспечные замечание о положительном влиянии цензуры на талантливость не стоит, есть масса обратных примеров, когда талантливейшие произведения создавались в отсутствии цензуры. Стоит вспомнить то, как цензурные запреты калечили стихи и прозу, и многие поколения читателей были лишены возможности ознакомиться с теми или иными замечательными произведениями или получали их исковерканными. Примеров тому, а тем более в области русской литературы, воз и маленькая тележка.
Ну вот, например, всем нам известное стихотворение Некрасова:
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»
Но, наверное, не все знают, что стихотворение это Некрасов напечатать не мог именно из-за цензуры, что оно 25 лет пролежало среди его бумаг, пока он не вписал его в альбом одной своей знакомой, а увидело оно свет 10 лет спустя, уже после смерти поэта. А сколько замечательных произведений из-за цензуры были искажены, да так, что мы до сих пор не можем их восстановить! По свидетельству Чернышевского, в некрасовском стихотворении «Размышление у парадного подъезда» строчка «Иль судеб повинуясь закону» была вставлена только по цензурным соображениям. Что на самом деле хотел сказать поэт? Неизвестно…
А ода Муравьеву-вешателю, которую вымучил из себя Некрасов, о которой он сожалел, как о самом позорном поступке в своей жизни? Ведь он пошел на это, только пытаясь спасти от закрытия журнал «Современник». Впрочем, это не помогло.
Это ОДИН поэт и это ТРИ случая. На самом деле только о взаимоотношениях Некрасова и цензуры можно было бы написать обширную монографию. А другие писатели, поэты, общественные деятели? А сталинская и постсталинская цензура? А прямые репрессии и физическое уничтожение неугодных? Да трудно найти хоть одного крупного общественного деятеля, писателя или поэта оппозиционного направления (хоть в царское, хоть в советское время), который не подвергался цензуре, аресту или изгнанию. Помогло это сохранению царской России или СССР?
Почему в сталинское время было запрещено замечательное произведение Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир»? Надо вам мнение об этой книге Ленина? Ради бога:
Прочитав с громаднейшим интересом и неослабевающим вниманием книгу Джона Рида: «Десять дней, которые потрясли весь мир», я от всей души рекомендую это сочинение рабочим всех стран. Эту книгу я желал бы видеть распространённой в миллионах экземпляров и перевёденной на все языки, так как она даёт правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция, что такое диктатура пролетариата. Эти вопросы подвергаются в настоящее время широкому обсуждению, но прежде чем принять или отвергнуть эти идеи, необходимо понять всё значение принимаемого решения. Книга Джона Рида, без сомнения, поможет выяснить этот вопрос, который является основной проблемой мирового рабочего движения.
Н.Ленин
1920 г.
А было запрещено именно потому, что книга достаточно ПРАВДИВО рассказывала о революции и в ней не было ни слова о «руководящей роли» Сталина и т.д. Две основные фигуры: Ленин и Троцкий. В мифологию сталинского времени Джон Рид не укладывался. Вывод – запретить. Почему Кара-Мурза не пишет об этом? Не знает? Так надо узнать, а потом писать! Все люди, все ошибаются, но когда автор начинает подбирать только те «факты», которые укладываются в его мировоззрение…
Всем любителям ограничить свободу слова надо вначале немного ознакомиться с историей этого вопроса. Не ставить себя и свое мнение в центр вселенной, как единственно правильное, понимать, что развитие возможно только в условиях ДИКУССИИ, РАЗНООБРАЗИЯ ПОЗИЦИЙ.
В параграфе «Наука как инструмент манипуляции сознанием» автор подвергает критике науку, проникновение ее в сферу идеологии, политики, общественной жизни. С некоторыми замечаниями автора можно согласиться. Но возникает вопрос, а где же другая сторона? Сергей Георгиевич нападет на идеологии, на их стремление опереться на плечо науки. Но разве это негативное явление? Это даже хорошо, когда какая-то идеология стремится встать на почву законов материального мира, а не витать в идеалистических облаках. Так есть почва для дискуссии, для борьбы идей. Так можно бить врага стоя на твердой земле материализма, фактов, научных выводов, зная, что он тоже стоит на этой почве, а не прячется за всякими туманными словесами, вроде «великорусского духа» и «божественной воли».
Стремление буржуазных идеологов к научному оправданию существующего положения вещей также не надо сразу записывать в разряд действий «манипуляторов». Это значит, что они разумно исходят из реалий окружающей действительности, когда подыскивают ей объяснение. Другое дело, что многое зависит от их субъективного миропонимания: если их вполне устраивает буржуазный общественный уклад, естественно, они будут его защищать (и часто вполне искренне).
Марксизм точно также объяснял современное ему положение вещей, опираясь на капиталистические реалии, он точно также стоял на современной ему научной почве. Но он делал совершенно другие выводы: он призывал не к ПРИМИРЕНИЮ с окружающей действительностью, а к ИЗМЕНЕНИЮ ее. Вот в чем состоит принципиальная разница. И Сергею Георгиевичу надо критиковать не само стремление какой-либо идеологии «опереться на науку» или объяснить окружающий мир исходя из его реалий, а именно выводы, которые делает та или иная идеология и действия, к которым она призывает.
Проблема современного марксизма во многом заключается в том, что он оторвался от изменившихся реалий окружающего мира, в том, что он сильно догматизирован, в том, что он не хочет признавать ошибки, которые были сделаны. Это отталкивает от него сторонников, которые вместе с водой выплескивают и ребенка, забывая о том, что марксизм является не суммой застывших догм и твердокаменных цитат из «отцов-основателей», а МЕТОДОМ. И необходимо применить этот метод к современности, модернизировав его, отказавшись от неверных выводов, но, не нивелируя его сути. Иначе можно скатиться в глубокую идеалистическую яму и нести оттуда чушь о «народном духе» и «национальном разуме».
Кара-Мурза обрушивается на ученых-экспертов. Да, да, они часто врут, они могут быть куплены, некомпетентны и т.д. Но на чьи выводы вы предлагает ориентироваться? Шамана пригласить? Или монетку бросать? Откуда такая предвзятость в отношении экспертов, они ведь тоже люди, тоже могут ошибаться, вот, например, как Сергей Георгиевич:
Казалось бы, политики могли финансировать дополнительные эксперименты и потребовать от ученых надежного выбора из столь разных моделей. Но оказывается, что это в принципе невозможно. Задача по такой проверке была сформулирована максимально простым образом: действительно ли увеличение радиации на 150 миллирентген увеличивает число мутаций у мышей на 0,5%? (Такое увеличение числа мутаций уже можно считать заметным воздействием на организм). Математическое исследование этой задачи показало, что для надежной экспериментальной проверки требуется 8 миллиардов мышей. Другими словами, экспериментальный выбор моделей не возможен, и ни одно из основных предположений не может быть отвергнуто. Таким образом, в силу присущих самому научному методу ограничений, наука не может заменить политическое решение. И власть (или оппозиция) получает возможность мистификации проблемы под прикрытием авторитета науки. Это красноречиво выявилось в связи с катастрофой на Чернобыльской АЭС.
Видимо, Кара-Мурза просто переписал эти данные откуда-то, поверил цифрам без всякой проверки. А зря. Какое же это «заметное воздействие на организм», если для его выявления требуется 8 млрд. мышей? Получается, что оно практически незаметно, что можно не принимать его во внимание. Интересно, а для выявления естественной частоты мутаций у данной популяции, видимо, потребовалось в 200 раз меньшее кол-во мышей – «всего» 40 млн.? Посочувствуем бедным ученым. Видимо, всем им приходилось вместе со студентами дневать и ночевать в вивариях, в окружении десятков миллионов маленьких грызунов…
Можно пояснить подробнее. 0,5 процентов – это 1/200 от 100 процентов, каковые являются ЕСТЕСТВЕННОЙ частотой мутации. Если для выявления 0,5 процентного изменения понадобилось 8 млрд. мышей, то для выявления естественной частоты (от которой мы отталкиваемся, и которая составляет 100 процентов) понадобится в 200 раз меньшее кол-во мышей, то есть 40 млн.
На самом деле автор, видимо, опять просто перепутал цифры в своем стремлении показать, как ничтожная наука не в состоянии решить проблемы, которые ставит перед ними политика. А может быть, цифры были перепутаны каким-нибудь журналистом, яркие выдумки которого Сергей Георгиевич доверчиво принял за правду.
Кстати, стоит учитывать, что наука не является чем-то целостным, каким-то застывшим общим монументом. Это живая ткань, которую ткут живые люди, в ней существует множество разных школ, в ней существует борьба мнений, авторитетов (в том числе и ложных), она ошибается, падает, встает и идет дальше. И однозначно отвергать ее в целом так же неверно, как и однозначно принимать полностью все ее выводы.
Посмотрим, как дальше Сергей Георгиевич четвертует науку:
Из модели мироздания Ньютона, представившей мир как находящуюся в равновесии машину со всеми ее «сдержками и противовесами», прямо выводились либеральные концепции свобод, прав, разделения властей. «Переводом» этой модели на язык государственного и хозяйственного строительства были, например, Конституция США и политэкономическая теория Адама Смита (вплоть до того, что выражение «невидимая рука рынка» взято Смитом из ньютонианских текстов, только там это «невидимая рука» гравитации). Таким образом, и политический, и экономический порядок буржуазного общества прямо оправдывался законами Ньютона. Против науки не попрешь!
Абсолютно непонятно, почему самому Адаму Смиту, крупнейшему экономисту своего времени, Кара-Мурза отказывает в звании ученого (что понятно из контекста), а политэкономии – в научности? Непонятно, почему это экономический порядок буржуазного общества ОПРАВДЫВАЛСЯ, а не ОБЪЯСНЯЛСЯ. Что, и Адам Смит – манипулятор? Сергею Георгиевичу следовало бы знать, что Адам Смит является не только одним из основателей экономического либерализма (на тот момент передовой экономической теории). Ему принадлежит обоснование важнейшего положения (впрочем, не им первым выдвинутого) о том, что сущностью и природой всех богатств является ТРУД. Это сегодня для нас очевидно, а до Адама Смита большое влияние имела теория меркантилистов, которые были убеждены в том, что только деньги олицетворяют богатство государства, и в качестве одного из основных его источников видели торговлю c другими государствами. Они также поддерживали протекционистские идеи, в частности поддержание низкого уровня заработной платы за счет роста населения.
Необходимо отметить, что большое значение работам Адама Смита придавал Маркс. Можно сказать, что открытие прибавочной стоимости было возможным во многом благодаря трудам буржуазных политэкономистов, которые ИЗУЧАЛИ законы капиталистической экономики, и в которых Сергей Георгиевич видит «идеологов».
Стоит, кстати, вспомнить предупреждение Адама Смита, сделанное им в «Богатстве народов»:
...хозяева всегда и повсеместно находятся в своего рода молчаливой, но постоянной и единообразной стачке с целью не повышать заработной платы рабочих выше ее существующего размера». (Антология экономической классики. Т. 1, стр. 135, 148)
Но этого Сергей Георгиевич, видимо, не читал или же пропускал, выдирая только то, что ему нужно… Вернемся к истории возникновения «буржуазной идеологии» в изложении Кара-Мурзы. Итак, пришел Ньютон и мир изменился:
Механицизм ньютоновской картины мира дал новую жизнь атомизму - учению о построении материи из механических неизменяемых и неделимых частиц. Но даже раньше, чем в естественные науки, атомизм вошел в идеологию, оправдав от имени науки то разделение человеческой общины, которое в религиозном плане произвела протестантская Реформация
То есть, прямиком из науки, пришел «атомизм» да взял и расколол единую человеческую средневековую общину. Феодалов, крестьян, священников, зажиточных горожан, нищих. Были они ЕДИНЫ, не было между ними никаких классовых противоречий, жили себе поживали, пока Ньютону на голову яблоко не упало… И:
Недавние рыцари, землепашцы и бродячие монахи Европы стали клерками, депутатами и рабочими у конвейера. Мир, бывший для человека Средневековья Храмом, стал Фабрикой - системой машин.
Какой ужас. Был такой замечательный Храм, крестьянин отдавал десятину церкви, феодал насиловал его невесту и забирал чуть не половину урожая, чума (наука в загоне) выкашивала города, инквизиция тысячами жгла ведьм, Европу сотрясали религиозные и обычные войны… Зато Храм, зато романтика. А посмотрите на Европу сейчас да сравните! Фабрики, оболваненная масса под управлением кучки манипуляторов. Тихий ужас.
Вместо того, чтобы, указывая на РЕАЛЬНЫЕ проблемы и противоречия капитализма, вести в БУДУЩЕЕ, автор упорно апеллирует к прошлому. Глубокую, аналитическую критику буржуазного общества автор заменяет вот этими грустными констатациями:
Школа и СМИ оказывались сильнее, нежели традиции, проповеди в церкви и сказки бабушки.
Впрочем, дальше, как всегда, интереснее:
Перенос биологических понятий в общество людей не в качестве метафор, а в качестве рабочих концепций, незаконен. Это - типичный процесс выведения идеологии из науки.
Видимо, идеологию надо высасывать из пальца или выводить из религиозных представлений о мире. Но ни в коем случае не опираться на науку! Перенос биологических концепций, оказывается, незаконен. То есть, если мы утверждаем право каждого на еду, апеллируя к биологической потребности человека в пище, – это незаконно. Инцест запрещается на государственном уровне, видимо, потому, что «это аморально», а не потому, что человечество на основе своего опыта вывело, что дети от таких браков чаще всего оказываются нежизнеспособны (отсюда и взялось, собственно, представление об «аморальности» инцеста). Но это «биология», «наука», вон из дома! Устройство общества видимо должно основываться исключительно на паре стишков о «мистическом русском разуме», пословицах и старых добрых традициях.
Автор набрасывается на Спенсера и «социал-дарвинизм», забывая, что эволюционная этика (наука, объясняющая свод морально-этических правил биологическими законами) с тех пор сделала большой шаг вперед. Что современная социобиология пытается дать (и небезуспешно) биологические обоснования не только эгоизму человека, не только правилу «человек – человеку – волк», но и его альтруизму. Таким образом, и самопожертвование, и помощь слабым, и забота о старых трактуются как естественные биологические механизмы. Если один из ученых делает вывод о том, что в основе социального поведения человека лежат исключительно эгоистические мотивы и тем самым оправдывает (или объясняет) капиталистический строй, это еще не значит, что нужно зачеркивать ВСЕ данное научное направление или подвергать критике сам метод. Есть и другие крупные ученые, работающие в этом же направлении и приходящие к другим выводам. Для начала неплохо бы ознакомиться с их трудами.
Еще одно противоречие заключается в том, что сам автор забывает, как на протяжении всего своего труда он постоянно цитирует «выводы социологов», «выводы научного конгресса», пишет: «…как показали исследования ученых» и т.д. Сергей Георгиевич опять близоруко обрушивается на все явление В ЦЕЛОМ (в данном случае, это наука) вместо того, чтобы рассмотреть плюсы и минусы, подойти к проблеме диалектически, НАУЧНО.
И на всех этапах развития буржуазной идеологии, разными способами создавался и укреплялся миф о человеке экономическом - homo economicus, - который создал рыночную экономику и счастлив в ней жить. Эта антропологическая модель легитимировала разрушение старого общества и установление нового очень специфического социального порядка, при котором становится товаром рабочая сила, и каждый человек превращается в собственника и торговца.
Не на каждом этапе, сегодня практически невозможно найти ни одного крупного экономиста (кроме совсем уж озверевших «неолибералов»), который бы серьезно воспринимал «экономического человека» и полностью ассоциировал его с реальным потребителем, точно также, как никакой современный физик (ну, за исключением двоечника-старшеклассника), не будет искать в природе «идеальный газ». Так что стоит перенестись из времен Адама Смита в 21-ый век. И, кстати, превращение «рабочей силы в товар» было прогрессивными явлением по сравнению с тем временем, когда крестьянин сам являлся в чем-то товаром (напомню, что еще в 19-ом веке существовала работорговля и что не прошло и 150-и лет, как в России, было отменено крепостное право).
И опять Кара-Мурза пишет, что СОЗДАВАЛСЯ МИФ. Видимо, тот же Адам Смит СОЗДАВАЛ миф. Прекрасно знал о несостоятельности экономического либерализма, «невидимой руки», «экономического человека», все понимал и НАРОЧНО вводил в заблуждение.
Полезно вспомнить, что большое влияние на Дарвина оказали труды Мальтуса - идеологическое учение, объясняющее социальные бедствия, порожденные экономикой свободного предпринимательства. В начале XIX В. Мальтус в Англии был наиболее обсуждаемым автором и выражал «стиль мышления» того времени. Представив как необходимый закон общества борьбу за существование, в которой уничтожаются «бедные и неспособные» и выживают наиболее приспособленные, Мальтус дал Дарвину центральную метафору его теории эволюции - борьбу за существование. Научное понятие, приложенное к дикой природе, пришло из идеологии, оправдывающей поведение людей в обществе. А уже из биологии вернулось в идеологию, снабженное ярлыком научности. Вот это взаимопомощь!
Видимо, Сергей Георгиевич решил плотно пройтись по экономистам, впрочем, не изучив толком их трудов и имея самые смутные представления о выдвинутых ими теориях. Во-первых, не совсем правильно передано то, благодаря чему Мальтус и сегодня считается одним из крупнейших экономистов своего времени наряду с Рикардо (кстати, его другом). Видимо, однозначно отрицательное отношение к Мальтусу у Сергея Георгиевич сформировано благодаря марксизму, из которого он почему-то берет самое худшее и выбрасывает по-настоящему ценное.
Во-вторых, несмотря на то, что основные выводы Мальтуса оказались ошибочными, заслуживает внимание то, что он выдвинул в качестве одной из причин бедности (по Мальтусу это главная причина), а именно: непропорциональность темпа прироста населения по соотношению с темпом прироста жизненных благ. Во многом эта теория стала частью методической базы и Чарльза Дарвина, и Давида Рикардо, и что в этом плохого – абсолютно непонятно. Настоящий ученый должен уметь отделять зерна от плевел, можно совершенно не соглашаться с выводами, которые сделал тот или иной исследователь, но почему не вычленять в его деятельности действительно нужное и правильное?
Интересными и заслуживающими внимания представляются положения Мальтуса о роли «непроизводительных» классов в создании и реализации общественного продукта, о том, что кризисы перепроизводства могут быть не только частными, но и общими. Как признавался один из крупнейших ученых-экономистов 20-го века Дж. М. Кейнс, именно Мальтус вооружил его антикризисными идеями о факторах «эффективного спроса», роли промежуточных слоев общества в потребления произведенного продукта и др.
Заимствование той или иной методической базы из одной области науки в другую – обычное дело, зачем эти возмущенные крики о «взаимопомощи»? И не надо упорно продолжать называть политэкономию – идеологией, да и еще придавая этому слову такую негативную окраску (хотя, конечно, экономическая наука, как и историческая, довольно тесно связана с политикой и, несомненно, испытывает значительное давление с ее стороны).
Далее автор упоминает, наконец-то, о других представителях «эволюционной этики», в частности о П. А. Кропоткине.
Главный тезис этой «немальтузианской» ветви дарвинизма, связанной прежде всего с именем П.А.Кропоткина, сводится к тому, что возможность выживания живых существ возрастает в той степени, в которой они адаптируются в гармоничной форме друг к другу и к окружающей среде. Не война всех против всех, а взаимопомощь!
Получается, что Кропоткину переносить биологические концепции можно, «законно», а вот всем другим нельзя, ибо их выводы не соответствуют субъективному восприятию автора, а значит – манипуляция!:
Манипуляция заключается в самом переносе механических или биологических понятий на человека как социальное существо.
Хуже того, автор невольно проводит мысль, что «очищение» «дарвинизма» произошло именно на лоне «русской культуры». Прежде, чем делать такие поспешные выводы, следовало бы подробнее ознакомиться с работами Р.Л. Триверса, Э. Уилсона, Ч. Ламсдена, М. Рьюза и некоторых других представителей современной социобилогии. Кстати, если уж говорить о «русской школе», почему бы не упомянуть о генетике В. П. Эфроимсоне, в частности его статье «Родословная альтруизма», в которой он пытается дать (впрочем, не очень успешно) генетическое обоснование альтруизму.
Автор доверчиво внимает Сахлинсу, который пишет (а может, и не пишет – Сергей Георгиевич порой очень неточен в цитатах), что, мол, то, что заложено в социобиологии, есть «занявшая глухую оборону идеология западного общества: гарантия его естественного порядка и утверждение ее неизбежности».
Что ж, посмотрим. Р. Л. Триверс, например, выдвинул концепцию, которая получила название «взаимного альтруизма». Причем здесь «человек человеку – волк»? А Ч. Ламсден, Э. Уилсон, М. Рьюз выдвинули концепцию «эпигенетических правил», попытавшись вырваться из узких рамок генетического детерминизма своих предшественников (Р. Доукинса, У. Д. Гамильтона). Согласно этой концепции, и альтруизм, и кооперация обусловлены этими «эпигенетическими правилами», которые в свою очередь зависят от среды, в том числе и социальной. Где здесь Сахлинс (а за ним и Кара-Мурза) увидел оскал идеологии «западного индивидуализма», совершенно непонятно!
Далее автор пишет об интереснейшем эксперименте, поставленном западными учеными. Но! Заранее настраивает читателя на свой, «антизападный» лад:
Впечатляющим свидетельством того, до какой степени западный человек беззащитен перед авторитетом научного титула, стали социально-психологические эксперименты, проведенные в 60-е годы в Йельском университете (США) - так называемые «эксперименты Мильграма».
Чтобы делать такие выводы, надо для начала провести схожие эксперименты в так называемом «традиционном» обществе. А потом уже говорить о том, что беззащитен именно «западный человек».
Впрочем, сами результаты эксперимента довольно интересны и впечатляющи. Да, действительно, авторитет ученых сильно возрос за последние столетия (причем небезосновательно). С другой стороны, лучше все-таки подчинение авторитету ученого, нежели священника-инквизитора. Ученые обоснованнее вмешиваются в общественную жизнь, нежели это раньше делали церковники. Участники диалога ведут дискуссию не на уровне цитат из Библии, а пытаются подвести под свои утверждения какую-то доказательную базу, опираясь на данные материального мира. И далеко не всегда это вмешательство является негативным: например этот эксперимент провели именно ученые, так ведь? Так что, отметив негативность этого явления, нужно указать и на его прогрессивные стороны.