Этот параграф «Опытный факт: сдвиг в настроении рабочих» интересен в первую очередь некоторыми данными статистических опросов, которые были проведены в период, предшествовавший распаду СССР. Впрочем, автор как всегда жутко удивляется, как рабочие могли поддаться на такой очевидный обман, забывая о том, что им НАВЯЗАЛИ свои интересы правящие классы, и о том, что рабочий еще не становится сознательным от самого факта принадлежности к классу пролетариата. Осознанное понимание рабочим своего положения в системе общественного производства приходит с агитацией и пропагандой, которую несет ему революционная интеллигенция. Сам по себе рабочий класс четко не осознает свои классовые интересы, и нечего удивляться тому, что в период развала СССР он в массе своей оказался беспомощен и не оказал никакого сопротивления. Думаю, будет уместно привести довольно обширную цитату из Ленина:
Мы сказали, что социал-демократического сознания у рабочих не могло быть. Оно могло быть принесено только извне. История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходимых для рабочих законов и т. п. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией. Основатели современного научного социализма, Маркс и Энгельс, принадлежали и сами, по своему социальному положению, к буржуазной интеллигенции. Точно так же и в России теоретическое учение социал-демократии возникло совершенно независимо от стихийного роста рабочего движения, возникло как естественный и неизбежный результат развития мысли у революционно-социалистической интеллигенции. К тому времени, о котором у нас идет речь, т. е. к половине 90-х годов, это учение не только было уже вполне сложившейся программой группы "Освобождение труда", но и завоевало на свою сторону большинство революционной молодежи в России.
(В.И. Ленин, «Что делать?», Избранные сочинения, М., 1984, т. 3, стр. 36)
Была ли на момент слома СССР группа организованной революционной интеллигенции, вооруженной передовой теоретической базой, способная возглавить рабочее движение? Нет, не было и не могло возникнуть в условиях советской системы. Точно также не могли советские рабочие, не прошедшие через механизм капиталистической эксплуатации, помешать реставрации капитализма.
Далее автор обращает внимание читателя на «манипуляции» с законами:
Свидетельством того, что существовала не только программа со строгой последовательностью шагов, но и целая система мер по прикрытию и маскировке важных действий, служат потрясающие случаи полной утраты гражданами чувства социальной опасности. В 1988-1991 гг. целые классы и группы нашего общества и представляющие их организации вдруг потеряли способность замечать действия политиков, которые вели к важнейшим долговременным изменениям в положении этих классов и групп. И дело не только в том, что были блокированы «сигнальные системы», которые могли бы привлечь внимание людей, предупредить об опасности, потребовать диалога и т.д. Представители трудящихся, которых вряд ли можно заподозрить в предательстве и которые имели доступ к информации и даже были обязаны ее изучать (например, депутаты), читали тексты - и почему-то не понимали их смысла. Их сознание было отвлечено, как отвлекают ребенка погремушкой.
Опять неправильно. Не ВДРУГ потеряли, а не имели. Демократия советского образца была фикцией, граждане не имели реальной политической власти, общественная инициатива была подавлена, власть сосредоточена в руках партии (в буржуазных демократиях политической власти у народа больше, но она ограничена господствующей позицией буржуазии). Максимум, в чем могла при СССР проявляться воля граждан – это ПАССИВНАЯ поддержка или пассивное сопротивление (но опять же неорганизованное). Когда же понадобились активные действия по спасению системы, которая реально предоставляла большие социальные гарантии, чем капиталистическая, массы оказались на это абсолютно неспособным. Ведь существует боевая КПСС, со славными революционными традициями, которая должна возглавить народ и не допустить реставрация капитализма!
Участвовал ли на деле советский народ в создании и оценке тех или иных законов? Обладал ли он каким-то опытом в этой части? Нет. Он был отстранен от этого процесса. Так что же вы хотите, чтобы он взял да и разобрался во всем?
Сергей Георгиевич сообщает очень интересные сведения о том, как осуществлялась ликвидация советской власти, как ограничивались права рабочих, но его привычка списывать все на силу «манипуляции» и удивления по поводу «доверчивости» рабочих - совершенно лишни. Нужно в своей анализе ВСКРЫВАТЬ причины этой доверчивости, а не останавливаться в удивлении перед «необъяснимым».
А вот такая авторская трактовка абсолютно неуместна:
Традиционное право малоподвижно и находится под постоянным контролем общей («тоталитарной») этики. Законы в такой системе права коротки и просты, они долгое время не меняются - они «незыблемы». И у людей возникает уверенность, что никакой крючкотвор не может незаметно внести в закон неблагоприятных изменений. А если кто-то и посмеет это сделать, некая высшая сила, хранительница общей совести, обязательно поправит дело.
Оно находится не под контролем мифической «тоталитарной этики», а под контролем правящего класса (в свою очередь руководимого монархом или «генсеком») и отражает, в основном, его интересы. Плюс: нет никакой гарантии, что самые замечательные законы «традиционного общества» будут соблюдаться, потому что механизмов общественного контроля нет (даже таких несовершенных, как буржуазная представительская демократия.)
И уверенность в том, что законы «незыблемы», возникает оттого, что народ просто не допущен к участию в законотворчестве. Как можно таким образом трактовать косную, застывшую в своем развитии реакционную систему?
Неизменность законов – не есть панацея от всех бед. Меняется жизнь, меняются условия и экономические, и культурные, меняются технологии. Так что же, законодательство разве не должно отражать этих изменений? Оно должно быть застывшей навечно массой? Если, например, появляется возможность дачи взятки государственному чиновнику при помощи новых технических средств, таких, как Интернет, законодательство должно оставлять эти лазейки, главное – не меняться?