Утверждения С.Г.Кара-Мурзы о превосходстве в сельском хозяйстве общинного производства над капиталистическим, сделанные в первых главах книги «Советская цивилизация», основываются не на различиях в производительности этих двух типов хозяйств (у капиталистических она выше, и С.Г.Кара-Мурза с этим соглашается), а на том, что общинное производство лучше удовлетворяет некоторые потребности крестьян-общинников, в том числе потребность в сохранении своих трудовых хозяйств, потребность в социальном обеспечении, потребность в смягчении жесткой зависимости между мерой труда и мерой потребления.
В противоположность мнению С.Г.Кара-Мурзы такая экономическая мотивация нисколько не противоречит классической модели «экономического человека», поскольку в современном понимании экономической теории главная цель хозяйствующего субъекта – максимизация полученной полезности (пользы для себя), а последняя далеко не всегда выражается в текущем денежном доходе. Например, полезностью может быть приобретенное чувство душевного удовлетворения от безвозмездного труда на общее благо. Если же говорить о крестьянине, то Чаянов, оценивая экономическое поведение трудового крестьянского хозяйства, использовал классическую модель сопоставления предельных трудозатрат с предельной полезностью (производительностью).
Когда мы сравниваем два типа хозяйства с народнохозяйственной точки зрения, мы должны говорить не об эффективности их для владельцев, а об эффективности для страны – причем не только текущей, но и в перспективе. Может быть, общинное хозяйство и было хорошо для части общинников – но равнозначно ли это интересам России? И пусть такая постановка вопроса никого не шокирует. Каждый хочет иметь зарплату в два раза больше нынешней – но это не значит, что сегодня страна может себе это позволить, слишком расточительно. Для ситуации начала XX века вариантов не было. В какой бы хозяйственной системе ни существовала община – она должна была отмереть, уступив более эффективным с экономической и народнохозяйственной точки зрения формам хозяйствования. Это могло произойти американским путем, прусским путем, через вертикальную кооперацию «по Чаянову» (кстати, ничего общего не имевшую с горизонтальной колхозной псевдокооперацией), еще каким-то образом – но потребности развития диктовали с железной логикой: сельское хозяйство должно быть доходным, доход должен идти на нужды индустриализации, индустриализация должна поглотить избыток рабочей силы из деревни.
Здесь я хочу поделится наблюдениями, возникшими при анализе реформы сельского хозяйства России. Дело в том, что у С.Г.Кара-Мурзы отсылки к этой теме встречаются в самых разных главах книги, и очень интересно бывает сопоставить некоторые утверждения.
Так, в главе 2 автор пишет
«После реформы 1861 г. положение крестьян улучшилось, хозяйство их, в общем, пошло в гору, повышалась урожайность, все это сказалось, например, на питании. Но затем все больше крестьяне стали ощущать наступление капитализма. Железные дороги стали “высасывать” продукты сельского хозяйства. Крестьянство было главным источником ресурсов для капиталистической индустриализации, и товарность их хозяйства искусственно повышалась денежными податями и налогами. В России возник периодический массовый голод, которого раньше крестьяне не знали (как, впрочем, не знали голода до капитализма ни в Европе, ни в Индии, ни в империи ацтеков).»
Да, ацтеки – это аргумент. Загубили ацтеков проклятые капиталисты. Про Индию мы тоже уже говорили. Ну да ладно, оставим ацтеков, вывод ясен: ухудшение питания крестьян – следствие наступления капитализма.
Посмотрим, однако, главу 4:
«За 1870-1900 гг. площадь сельскохозяйственных угодий в Европейской России выросла на 20,5%, площадь пашни на 40,5%, сельское население на 56,9%, а количество скота - всего на 9,5%. Таким образом, на душу населения стало существенно меньше пашни и намного меньше скота.»
Итак, если верить автору, сельское население растет в полтора раза быстрее, чем площадь пашни. Но растет и урожайность зерновых. В главе 1 есть данные по урожайности зерновых: в 70-ых годах 4,7 ц/га, в 90-ых – 5,9 ц/га. Рост урожайности - на 25%. Отсюда нетрудно посчитать, что общий рост производства зерновых на душу сельского населения – порядка 10%. Надо еще учесть, что пропорционально урожайности снизилась доля семенного фонда. Если принять норму высева 1,5 ц/га (урожай, соответственно, сам-три и сам-четыре), то рост душевого производства зерна за вычетом семян составил около 23%.
Впрочем, есть некоторые основания полагать, что указанный рост урожая в известной мере был "обеспечен" улучшением работы тогдашних российских статистиков. Дело в том, что официально объявляемые цифры российских урожаев были ниже реальных. Однако с 1883 г., когда данные стали собираться Центральным Статистическим Комитетом, эти цифры стали существенно точнее, причем с течением времени их точность повышается.
«В настоящем случае существенно, что преуменьшение урожаев в официальных материалах имело место всегда, и что лишь за последнее пятилетие оно не так значительно, как прежде» (Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России. Т.1. СПб., 1902. С.7.).
Как бы то ни было, производство зерна на душу населения, судя по всему, не упало. Но ведь был же еще экспорт зерна! Он-то якобы и морил голодом русского крестьянина! «Даже в 1911 г., в год исключительно тяжелого голода было вывезено 53,4% всего зерна – больше и относительно, и тем более абсолютно, чем в годы предыдущего пятилетия.» – утверждает в главе 2 С.Г.Кара-Мурза.
Стоп. По широко известным данным Немчинова средняя товарность хлеба для периода 1909-1913 годов – 26%. Как же это умудрились 53% всего зерна вывести? Что-то тут не так. Давайте разбираться.
Из «Объяснительной записки к отчету государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1913 г.» (Пг., 1914. С.234-247). :
«общий сбор зерновых хлебов, составлявший в 1908-1912 гг., в среднем, 4 555 млн. пудов в год, в 1913 г. достиг 5 637 млн. пудов, превысив, в частности, сбор 1912 г. на 565 млн. пудов... Превышение это представляется тем более благоприятным, что площадь под посевом хлебов увеличилась в 1913 г. лишь на 4,7% по сравнению с 1912 г. Растет и вывоз сельскохозяйственных продуктов за границу. Заграничный сбыт, например, главных хлебов достиг в 1913 г. 647,8 млн. пуд. против 548,4 млн. пудов в 1912 г.»
Значит, экспорт зерновых в 1913г. – 11,5% валового сбора. В 1912г. – 10,8%. Около половины товарного хлеба. Кажется, становится ясно: С.Г.Кара-Мурза пишет не про «весь» хлеб, а про товарный хлеб! Только почему-то этого не указывает. Возможных причин две. Либо такая степень незнания предмета, при которой обычно советуют воздержаться от публикаций до повышения профессионального уровня – либо прямой подлог. Как известно, чем больше ложь, тем охотнее ей верят.
И к чему же привел этот экспорт? В книге «Россия. 1913 год. Статистико-документальный справочник» (издание Института Российской Истории РАН, СПб 1995) содержится таблица «Сбор и потребление четырех главных хлебов в России и иностранных государствах в 1913 г.»
Вот данные оттуда о потреблении зерновых (пшеница, рожь, ячмень, кукуруза) на душу населения за вычетом семян и с учетом ввоза/вывоза (в пудах):
|
Россия |
18,0 |
|
Австро-Венгрия |
19,3 |
|
Англия |
16,7 (1910г.) |
|
Германия |
20,5 |
|
Франция |
19,1 (1908г.) |
|
Швеция |
15,2 |
|
Италия |
16,2 |
|
США |
43,7 |
Отставание в потреблении, конечно, есть. Но не трагическое. Есть в Европе страны и поскуднее. Италия, например, завозит хлеб – и все равно потребляет меньше нашего. С другой стороны, не учтены данные потребления картофеля, только косвенно учтено потребление мяса.
А вот еще данные. Экспорт сливочного масла из России в 1901г. – 1 968 тыс.пудов на сумму 26 434 тыс.руб. В 1913 г. – 4 736 тыс. пудов на сумму 71 159 тыс.руб. Основные районы-экспортеры – Сибирь и Вологда. Рост экспорта был обеспечен в основном крестьянами-переселенцами, создавшими на базе частных хозяйств вертикальную кооперацию по переработке и сбыту продукции. Подробности – у Чаянова. Конечно, при этом для многих крестьян в Европейской России масло оставалось малодоступной роскошью, но здесь интереснее другое: высокотоварными оказались опять-таки частные хозяйства, скооперировавшиеся по вертикальному принципу, а не общины.
Вернемся к данным о потреблении зерна. Если известно, что товарность зернового хозяйства в начале XX века составляла около 25%, и если принять, что в середине XIX она составляла около 10% (что примерно соответствует доле населения, не занятой в сельском хозяйстве), то в сочетании с ростом душевого производства один лишь рост товарности не может объяснить заметного ухудшения питания крестьянства.
Ответ же на вопрос о его причинах очень прост: локальная избыточность сельского населения в центральных и юго-западных районах России. Дон, Кубань, Ставрополье голода не знали. Они же производили и большую часть товарного хлеба. Население же центральных черноземных районов страдало от малоземелья. А.В.Чаянов в 1927 г. отмечал, что размещение сельского населения отражает собой условия уже изжитого натурального хозяйства, и что эта дисгармония является основой для всей истории хозяйства России последнего столетия.
С.Г.Кара-Мурза, большой любитель ссылаться на Чаянова, этой «основы для всей истории хозяйства последнего столетия» не заметил. И поспешил выдать локальный аграрный кризис за всероссийский, а его причину приписать капиталистическим отношениям. На самом же деле крестьяне страдали не от капитализма, а от его недостаточного развития. В городе еще не существовало достаточного числа рабочих мест, которые могли бы дать работу «лишним рукам» и пропитание «лишним ртам».
Но посмотрим на вопрос с другой стороны. А чем был обеспечен рост урожайности на 25%? Не закупками ли, в том числе, импортной сельскохозяйственной техники и удобрений? Насколько снизились транспортные издержки по перевозке зерна в города благодаря созданной сети железных дорог? Насколько снизились потери при хранении? Поставим вопрос так: а жила бы Россия сытнее без экспорта зерна?
По данным того же сборника "Россия 1913 год" общий объем экспорта в 1913 году составил 1 520 млн. руб., в т.ч. экспорт зерна - 651,6 млн. руб. При этом импорт "сырья и полуфабрикатов" был равен 668 млн. руб., импорт машин, включая сельскохозяйственные - 149 млн. руб. Значит, как минимум 52% экспорта, в частности, весь экспорт хлеба, шло на обслуживание потребностей промышленности.
Совершенно очевидно, что экспорт зерна был вызван самыми насущными хозяйственными потребностями, потребностями индустриализации страны. Лозунг «недоедим, но вывезем!» при всем его лицемерии (сами господа экспортеры недоедать не собирались) – это лозунг патриотический. Российская буржуазия того времени в основном была национально ориентированной – хотя и проедала существенную часть доходов за границей.
По данным таблицы "Платежный баланс России за 1898-1913 гг." расходы русских за границей за это время составили примерно 2 000 млн. руб. Если предположить, что эти деньги в указанные годы тратились равномерно, то получаем 125 млн. руб. в год. Цифра паразитического потребления за границей, конечно, впечатляет, но вспомним, что такой образ жизни был характерен не столько для буржуазии, сколько для дворян, проживавших в Европе доходы от своих поместий.
Да, фабрикант мог иметь особняк в Ницце и проводить там чуть ли не круглый год – но его фабрика работала в России, и прибыль от фабрики снова инвестировалась в Россию. Страна наращивала индустриальную мощь единственно возможным в то время способом, за счет дохода, созданного в сельском хозяйстве.
Но автор же все время пытается доказать, что не было в России промышленного экономического роста! И ссылается при этом на данные 1900-1908 годов., из которых три года выпало на революцию, а два года – на общемировой экономический кризис.
Например, в главе 4:
«Нынешние антисоветские идеологи ничего не пишут, например, о том, что и производство чугуна в России, и его потребление на душу населения в начале ХХ века сокращалось. А во Франции за 1900-1909 гг. его производство выросло на 40%, в Германии на 67%, в США на 87%.»
Допустим. А что было дальше? По данным из того же сборника, в России выплавка чугуна в 1913г. по сравнению со средней за 1907-1909 годы составила 165%. Выплавка меди – 210%. Можно продолжить список. И опять тот же вопрос: это сокрытие данных от незнания или нарочно?
Еще одно сопоставление. В главе 1 С.Г.Кара-Мурза пишет:
«В целом после реформы 1861 г. на рынке земли стали господствовать трудовые крестьянские хозяйства, а не фермеры. Если принять площади, полученные частными землевладельцами в 1861 г. за 100%, то к 1877 г. у них осталось 87%, к 1887 г. 76%, к 1897 г. 65%, к 1905 г. 52% и к 1916 г. 41%, из которых 2/3 использовалось крестьянами через аренду. То есть, за время “развития капитализма” к крестьянам перетекло 86% частных земель.»
Забавное противопоставление фермеров трудовым крестьянским хозяйствам. Фермеры, видимо, не крестьяне. И не трудящиеся. Но тут интересно другое: что это за «частные землевладельцы»?
Сравним с данными главы 2:
«В 1877 г. в частном владении было 23,8% земли (80% владельцев были дворяне), надельная общинная земля составляла 33,6%, казенная, удельная, церковная и т.д. земля - 42,6%. Земля, которая находилась в частной собственности небольшого числа зажиточных крестьян, составляла всего 3,8% надельной общинной земли. К 1905 г. положение существенно не изменилось: в частном владении 26,1%, надельная общинная земля составляла 33,8%, казенная - 40,1%. Разница лишь в том, что среди частных владельцев дворяне имели теперь только 52,3% - они распродали с 1877 г. 30% своей земли.»
Речь, вроде, идет о распределении земли по владельцам, а не владельцев по землям. Значит, наверное, не 80% владельцев частных земель были дворяне, а 80% частных земель принадлежало дворянам. Во-вторых, если земля – общинная надельная, значит она уже не в «частной собственности» зажиточных крестьян. В третьих, если доля земель в частном владении не изменилась, то как это соотносится с данными главы 1? В четвертых, речь вроде идет о конфликте частного землевладения с общинным, то есть должны учитываться результаты столыпинской земельной реформы, а она-то в 1905 году еще и не начиналась!
А все очень просто. В главе 1 приведены сведения не обо всех «частных землевладельцах», а только о наследственном помещичьем землевладении. Это просто у С.Г.Кара-Мурзы такая манера подачи данных. Не все помещики показали себя рачительными хозяевами, многие распродавали земли. Часть земель выкупали общины. Но ведь частное землевладение не сократилось, оно даже увеличилось с учетом роста сельхозугодий за эти время! Значит, землю приобретали новые хозяева, в том числе и зажиточные крестьяне.
«Правительственное законодательство, регулирующее крестьянские земельные отношения, глубоко изменило жизнь селян. В 1907-1915 гг. из общины пожелали выйти более 1/4 дворов, и 1/5 из них действительно выделилась, закрепив за собой свыше 14 млн. десятин земли.»
Это данные из статьи Я.Рогалиной «Аграрные реформы в России 1910-1920-х годов» («Вопросы экономики» № 8 2001г.)
А что у С.Г.Кара-Мурзы?
«По данным Вольного экономического общества, за 1907-1915 гг. из общины вышли 2 млн. семей. По данным МВД Российской империи, 1,99 млн. Более половины из этого числа вышли за два года - 1908 и 1909, потом дело пошло на спад, вопреки сильному экономическому и административному давлению. То есть, всего из общины вышло около 10% крестьянcких семей России.»
Что-то не стыкуется. Посмотрим в первоисточник. Из уже процитированного сборника «Россия 1913г.». По данным Центрального Статистического Комитета МВД с издания указа 9 ноября 1906 г. по 1 мая 1915 г. по 40 губерниям Европейской России общее число домохозяев, укрепивших землю в личную собственность составило 1 992 387. Так, цифра совпадает. Только не за весь 1915 г. включительно, а по 1 мая 1915 г. И не по всей России, как могло бы показаться, а по 40 губерниям. И не «семей», а домохозяев. Уровень квалификации автора при публикации данных, как говорится, говорит сам за себя. Далее, по тем же данным, это число составляет 22,1% к общему числу домохозяев, владеющих землей на общинных правах. А всего заявило требований о закреплении земли в собственность 2 736 172 домохозяев. Не совсем права Рогалина, 30% общинников пожелали выделиться, более 1/5 выделились.
Но что же тогда такое эти «10% крестьянcких семей России»? А кто его знает. Так просто красивее получается.
И еще у С.Г.Кара-Мурзы:
«Продавалась земля через Крестьянский поземельный банк (из его имения или при его посредничестве). За время существования этого банка по 1913 г. общинами было куплено 3,06 млн. дес., товариществами (кооперативами) 10 млн., а частными хозяевами 3,68 млн. дес. земли. Если учесть, что всего в России в 1911-1915 гг. посевных площадей было 85 млн. дес., то видно, что распродать частникам удалось немного земли. Переворота реформа Столыпина не сделала.»
Во-первых, 85 млн. десятин – это посевные площади только по Европейской России, без Сибири, Предкавказья, Закавказья, Туркестана, Польши. В целом по империи в 1913 г. было засеяно 105,5 млн. десятин. Но не очень понятно, почему С.Г.Кара-Мурза сравнивает площадь купленных земель с посевными площадями. На земле ведь не только сеют. Бывают и участки под паром, и сенокосы, и пастбища, и их тоже покупают и продают. Даже леса учитывались в частном и общинном землевладении. Если бы всю площадь используемых земель взять – было бы еще внушительнее. Ну это ладно, должно быть, от поверхностного знания предмета. Для любителя простительно.
Но дело не в этом. Да, действительно, купили частники немного. А зачем им было деньги тратить, если можно было землю даром получить? По тем же данным ЦСК МВД (с 9 ноября 1906 г. по 1 мая 1915 г. по 40 губерниям) в личную собственность крестьян было выделено 13 933 134 десятин общинной земли, или 14% ее площади.
А вот из сборника «Россия 1913г.» данные о частной земельной собственности в 47 губерниях Европейской России в 1905-1914 гг. (без Прибалтики). Разница между покупками и продажами составила:
- Крестьяне лично – 3 634 600десятин;
- Крестьянские общества – 880 900 десятин;
- Крестьянские товарищества – 4 289 700 десятин.
Опять, однако, данные не стыкуются. Из таблицы следует, что крестьянские общества и товарищества купили 7 млн. десятин. С.Г.Кара-Мурза говорит (без ссылки, разумеется), что только через Крестьянский поземельный банк – 10 млн. десятин. Ну да это уже, право, мелочи. Лучше на результат посмотрим.
По данным таблицы «Крестьянское землевладение в 47 губерниях Европейской России в 1905-1914 гг. (без Прибалтики)» с 1905 по 1914 год:
- общинная собственность снизилась на 15 млн. десятин, и составила 84,4 млн.десятин;
- укреплено в собственность и продано земель – 13,7 млн. десятин (чистый прирост);
- личное землевладение крестьян, казаков, колонистов и пр. выросло на 3,6 млн. десятин и составило 16,8 млн. десятин;
- собственность крестьянских обществ и товариществ выросла на 5,7 млн. десятин и составила 17,1 млн. десятин.
Доля общинного землевладения во всей площади крестьянских земель (167,5 млн. десятин) составила на 1 января 1915 г. чуть более 50%, в то время как на начало 1905 г. она составляла 62%.
И какой же вывод делает С.Г.Кара-Мурза? «к началу ХХ века крестьянская община почти “переварила” помещика и стала “переваривать” немногочисленных хозяев типа капиталистического фермера». Вот уж, воистину, выдает желаемое за действительное. Вывод-то надо сделать совсем другой: капиталистические хозяева «переварили» помещика, и начали «переварить» ожесточенно сопротивляющуюся общину. А то, что вывод относится к началу XX века, то есть игнорирует результаты столыпинской реформы – так нет ли тут расчета на невзыскательность нынешнего читателя, которому и 1901 год, и 1915 - все «начало века»? При том, что за это время Россия прошла громадный путь.
Вывод. Дореволюционная российская аграрная статистика – достаточно тонкий предмет, что станет ясно каждому, кто хотя бы заглянет в обильно процитированный мною сборник. Чтобы делать на ее основании далеко идущие выводы, надо сначала хотя бы знать, чем отличается сельское хозяйство от земледелия, посевные земли от сельхозугодий, собранный хлеб от товарного, разобраться во всем многообразии форм землевладения, четко выделить типы хозяйств, выбрать представительные губернии (Прибалтика, Финляндия, Закавказье, Польша и Туркестан явно не интересны для анализа), тщательно обработать данные (весьма богатые), сопоставить разные источники и только после этого делать далеко идущие выводы. Такие вопросы с кондачка и путем выдергивания цитат не решаются. И поднятый в книге С.Г.Кара-Мурзы информационный шум по вопросу о крестьянской реформе – лучший тому пример. Кажется, что данные представлены – а на самом деле их нет, есть только воздействие на психику читающего. Вон сколько в книге цифр наворочено, значит, знает человек, о чем пишет? Да ничего подобного, обычный дилетантский наскок, бессистемное выдергивание данных, да еще и с грубыми искажениями.
Однако, посмотрим, что происходило в самой общине? Далее у Рогалиной:
«В процессе столыпинских аграрных преобразований стало ясно, что широкие круги общества враждебно относились к индивидуальным выделам, а в крестьянской среде они привели к глубокому расколу. С учетом недостатков первого периода реформ, связанных с административным нажимом на общину в целях ее расслоения, с 1910 г. приоритет был отдан групповому землеустройству, что было зафиксировано в положении о землеустройстве от 29 мая 1911 г. Действие закона распространялось на все земли крестьянского типа как надельные, так и купчие. Кроме того, началось выделение крестьян из беспередельных общин.
Данные материалы исключительно важны для понимания замысла и исполнения столыпинской реформы, поскольку доказательством ее краха до сих пор считалось сокращение выходов из общины или укреплений участков. Исследуя типы и характер землеустроительных работ, В. Тюкавкин на основе данных о погодовой динамике укрепления земли и количества землеустроенных хозяйств за 1907-1915 гг. делает аргументированный вывод, что даже в 1915 г. продолжалось интенсивное землеустройство, превысившее по числу дворов выход из общины в 13 раз. Подсчет всех домохозяйств, охваченных реформой, показывает, что спада реформы на втором этапе (1910-1914 гг.) не было.»
«На 1 января 1916 г. количество дворов, организованных в порядке единоличного и группового землеустройства, соотносилось как 59,4 и 40,6,%».
По новому земельному законодательству крестьянину для закрепления за собой земли уже не надо было выходить из общины. Он не становился полностью самостоятельным хозяином, по-прежнему на принципах круговой поруки участвовал в уплате податей, нес обязанности перед «обществом». Но земля закреплялась за ним в бессрочное владение и не подлежала переделу. И само собой, его собственностью становился продукт его труда. Почему-то этот порядок землепользования пришелся ко двору почти что 60% крестьян. И где же при этом была их «ментальность, присущая традиционному обществу?»
Еще из статьи Рогалиной:
«На 100 продавцов приходилось 95,6 покупателей - новых собственников. Следовательно, земля, переходила не кулакам и спекулянтам, а трудовому семейному хозяйству, не применявшему наемный труд. При этом чрезмерной концентрации земельного фонда не происходило, ведь по указу 1906 г. один домохозяин не мог владеть участком свыше шести указных наделов».
А нам автор так красиво рассказывал о мироедах-спекулянтах… Правда, говорил при этом, что чего-то там мухлевали с покупками и покупателями. Ну да, наверное, мухлевали. Но нежели все и всюду?
О переселении за Урал. С.Г.Кара-Мурза ссылается на статского советника А.И.Комарова, предупреждавшего в своей брошюре об "обратных переселенцах", которых в 1911 г. возвращалось в европейскую Россию в количестве 60% от тех, кто переселялся в Сибирь (глава 4). Не ясно, то ли сам статский советник сосчитал эти 60%, то ли кто-то другой. В другом месте главы 1 автор говорит об официально зарегистрированном более чем одном миллионе «обратников» (по обыкновению, без ссылок).
Посмотрим опять-таки на статистику, сборник «Россия 1913г.» таблица «Переселение за Урал и водворение переселенцев в 1906-1914 гг.», (Источник: Статистический ежегодник России. 1914 г. Пг., 1915. Отд. II (Сост. А.М. Анфимов))
- Всего переселенцев - 3 772 154;
- Возвратилось - 1 026 072 (да, действительно, более миллиона);
- Доля возвратившихся – 27,2%
А что же 60% возвращавшихся? Да, есть и такие данные: в 1911 г. 262 тыс. чел. переселилось и 143 тыс. чел. вернулось. Только надо иметь в виду, что перед этим в 1909г. переселилось 707 тыс.чел., а в 1908г – 759 тыс.чел. Они-то и дали в 1911 г. высокий процент «обратников», когда им стало ясно, что дело на новом месте не идет.
Результаты, конечно, не блестящие. Вернулось больше четверти уехавших. Ну что ж, не всякий способен трезво оценить свои силы. И правительство, наверное, что-то недоработало. Впрочем, компетентные лица тогда полагали, что размещать в Сибири более 200 тыс. переселенцев в год вообще невозможно, а реальное расселение оказалось много выше. Но почему бы автору было не привести спокойно все существенные данные по переселению в пределах одного абзаца, и не сделать взвешенный вывод? А то одна цифра в первой главе, вторая (непредставительная) в четвертой, а третьей цифры, об общем количестве переселенцев – и вовсе нет. Вариантов два. Либо автор специально затуманивал вопрос, либо им не владеет, не работал с данными, а как всегда, выдергивал цитатки из брошюрок.
А я бы слишком сильно на брошюру отставного статского советника Комарова не полагался. У них, у отставных, жалование позади, а старость – впереди. Вот и пишут, что в голову взбредет, лишь бы подраматичнее выглядело, для лучшей распродажи. В каждом городе сейчас есть «пятачок», на котором такими брошюрками отставных статских советников торгуют. Не слишком серьезное чтение.