Восстановление экономики, по достаточно единодушным оценкам, было в основном завершено в 1926/27 г. и осуществлялось очень быстрыми темпами. Так, прирост продукции в 1922/23 гг. по сравнению с 1921/22 годом в сельском хозяйстве составлял 31%, а в промышленности - 36%. [З.Солонина. Изменения в Российской экономике за период 1916-1926 гг. и кризис 1990-х годов] В 1927/28 г. СССР обогнал дореволюционную Россию по уровню потребления пищевых продуктов. По данным официальной статистики, среднегодовые темпы прироста промышленной продукции в 1921-1928 гг. составили 23%. Национальный доход в это время увеличивался на 18% в год и к 1928 г. на 10% в пересчете на душу населения превысил уровень 1913 г. И это было не просто количественное увеличение. За 1924-1928 гг., когда уже были преодолены первые, самые тяжелые последствия спада, при росте численности рабочей силы на 10% в год, прирост промышленной продукции составил 30% ежегодно, то есть росла производительность труда. [Камынин В.Д. История России: вторая половина XIX - XX вв. Курс лекций.] В 1925/26 г. капвложения в промышленность увеличились в 2 раза, промышленное производство – более чем на 40%, валовой сбор зерновых культур – в 1,4 раза, хлебозаготовки – в 1,8 раза. ["Круглый стол" к 80-летию начала НЭПа и создания Госплана] Среднегодовые темпы прироста добычи угля составили в 1926-27 годах 39,9 %, среднегодовые темпы прироста производства стали - 37,6 %, цемента - 34,4%. [В. Роговин. Власть и оппозиция // Глава XLVII. Итоги первой пятилетки.]
Существуют, однако, и другие оценки. Так, Г. Ханин доказывает, что в 1928 году национальный доход был на 12 процентов меньше, чем в 1913 году. [Родина. 1989. № 7. С. 80, 81.] Основные претензии к статистике тех лет – искажения при денежной оценке произведенной продукции. Между тем, вот каковы основные натуральные показатели развития народного хозяйства СССР по сравнению с 1913 г. (в %). [З.Солонина. Изменения в Российской экономике за период 1916-1926 гг. и кризис 1990-х годов]
|
Валовая продукция отрасли нар. х-ва |
1924/25 г. |
1925/26 г. |
1926/27 г. |
1927/28 г. |
|
Тяжелая промышленность Уголь Нефть Чугун Металл |
55,3 76,1 30,6 39,6 |
84,1 89,8 52,4 64,1 |
107,2 109,7 70,5 76,3 |
124,1 120,7 82,3 85,2 |
|
Товары первой необходимости Бумажная ткань Галоши Соль |
67,0 56,4 68,2 |
90,6 90,7 80,3 |
105,4 109,6 102,0 |
112,0 132,6 114,2 |
|
Сельское хозяйство Посевная площадь Поголовье скота |
84,4 85,2 |
89,4 90,6 |
95,1 96,9 |
97,6 102,8 |
|
Транспортный грузооборот |
63,1 |
88,1 |
99,1 |
111,6 |
Таким образом, мы видим быстрый рост и восстановление производства по многим существенным показателям.
Интересен вопрос о доле частного сектора в экономике времен НЭП. С.Г.Кара-Мурза пишет:
«В марте 1923 г. была проведена перепись предприятий. Выяснилось, что 84,5% всех промышленных рабочих были заняты на государственных предприятиях, которые давали в стоимостном выражении 92,4% продукции. На долю частных предприятий приходилось 4,9% продукции и на кооперативы - 2,7%.. Место «нэпмана» в промышленности было в сознании послевоенных поколений сильно преувеличено благодаря литературе и кино».
Между тем, по данным, приведенным И.В.Сталиным на XIV съезде ВКП(б) «..в 1923/24 году государственная и кооперативная промышленность имела из всей суммы промышленного производства за год 76,3%, частная-23,7%, а в 1924/25 году доля государственной и кооперативной промышленности составляла 79,3%, доля же частной промышленности уже не 23,7%, а 20,7%.» [И.Сталин. XIV съезд ВКП(б) Политический отчёт ЦК.]. По тем же данным, в торговле в 1923/24 году доля государства равнялась 45% всего торгового внутреннего оборота, доля кооперации - 19%, доля частного капитала-35%. В 1924/25 году доля государства равнялась 50%, доля кооперации 24,7%, доля же частного капитала - 24,9%. Нечего и говорить о том, что практически все сельскохозяйственное производство было частным.
В 1926/27 году валовая продукция обобществленного (государственного и кооперативного) сектора промышленности выросла до 86%. всей промышленности. [И. Сталин. XV СЪЕЗД ВКП(б). Политический отчет ЦК] Там же сказано: «В то время как доля обобществленного сектора во всём торгово-посредническом обороте составляла в 1924/25 г. 72,6 проц., в опте - 90,6 проц., а в рознице - 57,3 проц., в 1926/27 г. удельный вес обобществленного сектора возрос во всём обороте до 81,9 проц.,…». Нетрудно видеть, что данные за 1924/25 год в двух докладах слегка расходятся. Да и кооперативы к "обобществленному сектору" можно относить только с некоторой натяжкой. Может быть, именно это обстоятельство заставило С.Г.Кара-Мурзу проигнорировать эти данные? Но все же зачем надо было выставлять как характеристику НЭПа явно непредставительные показатели 1923 года - если истинная доля "частника" в промышленном производстве была в несколько раз выше, не говоря уж о розничной торговле? Еще одна ошибка "в свою пользу"?
Итог развития сельского хозяйства в нэповский период верно охарактеризован автором как «тот же самый кризис аграрного перенаселения, что поразил Россию в начале века и побудил к реформе Столыпина». Круг замкнулся. Революция несколько улучшила питание крестьянства – но не только не смогла преодолеть малоземелья, но и воспроизвела его в еще худшем виде через уравнительное землепользование. Плата за разруху и многомиллионные жертвы, понесенные крестьянством, оказалась близка к нулю. Уменьшились средний размер и мощность крестьянского двора. Рост личного потребления сопровождался снижением интенсивности и товарности, уровень которой упал в два раза, и резким сокращением производства товарного хлеба (с 213,2 до 103,3 пудов на хозяйство). Стоимость капитала в среднем на хозяйство к 1926/1927г. составила 83,3% уровня 1913 г., а стоимость сельскохозяйственного инвентаря - 64,3% [Я. Рогалина. Аграрные реформы в России 1910-1920-х годов (к 80-летию введения новой Экономической политики) «Вопросы экономики» № 8 2001]
Рост численности крестьянского населения, увеличение масштабов аграрного перенаселения привели к тому, что средняя прибавка надельной удобной земли на хозяйство сократилась в 1926-1927 гг. до 0,5 десятины. К 1928 г. прирост населения целиком "поглотил" крестьянские прирезки, полученные в результате революции. Четыре самых перенаселенных района насчитывали 7-8 млн. "лишних" человек. Кстати, почти столько же будет заморено голодом в 1933 году. Так за десяток лет рухнул миф, на котором был основан один из самых грандиозных обманов в российской истории: миф о «черном переделе», который позволит крестьянству выбиться из нужды.
Самой характерной чертой русской деревни 20-х годов стало стремительное увеличение числа бедняков. В 1927 году, только по официальным данным, 35% крестьянских хозяйств числились маломощными, т.е. бедными. [Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса. М., 1972. С. 51.] В 1928 году по доходу на душу населения 45,3% крестьян составляли пролетарские и бедняцкие слои, [Струмилин С.Г. Очерки экономической истории России. M., 1960. С. 256.] причем их численность увеличивалась (в 1913 году 20-25 %).
В 1927 году почти треть крестьянских дворов была лишена средств производства, необходимых для ведения самостоятельного хозяйства. Так, 28,3% крестьянских хозяйств не имели рабочего скота, 31,6% — пахотного инвентаря. [ИСЭ СССР. Т. 3. С. 329.] Таким образом, по сравнению с дореволюционным периодом удельный вес бедных и малоимущих крестьян увеличился в 2-2,5 раза.
Рост числа бедняков обусловливался большевистской политикой, направленной на разорение зажиточных, трудолюбивых крестьян, политикой поддержки бедноты, опоры на нее как на политический фундамент села. Большевистской пропагандой был создан настоящий культ бедняка. Но, тем не менее, на одних бедняков полагаться не приходилось – из чисто прагматических соображений. Отсюда постоянные колебания в политике.
В 1922 г. утратили силу самые одиозные «уравнительные» статьи эсеро-большевистского земельного законодательства 1917/18 года. Переход к сельхозкоммунам был на время отложен в сторону. Основным видом землепользования стало индивидуальное – при сохранении общины. Новое законодательство разрешало трудовую аренду земли на период до трехкратного севооборота и наемный труд как вспомогательный, а также свободный выбор форм и порядка землепользования: единоличное, отрубное или хуторское. Выход из общины допускался при полных переделах и разверстках и не был ничем ограничен. Вне общих переделов выйти из общества с землей без его согласия можно было по требованию не менее 1/5 членов общины. Таким образом, разрешив выдел на хутора и отруба, земельный кодекс 1922 г. "впитал" некоторые элементы столыпинского законодательства.
В соответствии с решениями XIV партийной конференции в 1925 г. были пересмотрены в сторону увеличения границы и нормы трудовой аренды земли, инвентаря, скота, рабочей силы. Подтверждалась свобода выбора форм землепользования, гарантировались более благоприятные условия для землеустройства, финансирования переселения крестьян и т.д. Согласно данным выборочных обследований, проведенных в начале 1920-х годов, по основным показателям экономической эффективности (урожайность, валовая доходность и т.д.) хуторские хозяйства превосходили общинные, как это было и до революции. [Данилов В. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М., 1977, с. 141-142.]
Однако данная политика продолжалась очень недолго. В том же 1925 г. выходы на хутора и отруба были фактически прекращены. Произвольно изменялись критерии отнесения к «кулакам», лишение избирательных прав в 1926-1927 гг. затронуло середняков, последовавших призыву XIV партконференции расширять свое хозяйство. "Классовая борьба" усилилась в 1927 г., а с 1928 г. начали применяться чрезвычайные меры, приведшие к катастрофическому сокращению сельскохозяйственного производства, в первую очередь растениеводства. Высокодоходные крестьянские хозяйства облагались максимальным налогом, в то время как маломощные дворы были от него освобождены. В результате в крупных земледельческих хозяйствах производство стало сворачиваться. Выход был найден в создании колхозной системы принудительного сельского труда.
Дмитрий Ниткин. (с) 2002