В чьем-то сознании, может быть, и был. Кому-то, может быть, действительно казалось, что колхозы и совхозы – такая форма организации труда, которая заведомо проигрывает основанным на индивидуальной собственности фермерским хозяйствам. На самом деле, разумеется, вопрос не решается выбором в пользу абстрактного теоретического преимущества. Имеются разные типы организации сельскохозяйственного производства, исторически сложившиеся в разных странах с разными аграрно-климатическими условиями, разными типами специализации хозяйств, с различными хозяйственными навыками и этнокультурными традициями работников. Единственно правильный ответ состоит в допустимой множественности вариантов выбора, в честной конкуренции разнообразных сельскохозяйственных предприятий между собой, в максимально возможной свободной трансформации из одной организационно-правовой формы в другую, в праве сельскохозяйственных предприятий на слияние и разделение.
И тут, кстати, надо развеять еще один миф – если только он еще живет в чьих-то головах. Колхозы (коллективные хозяйства) на самом деле не были коллективными, то есть кооперативными. Колхозы были созданы путем принудительной «коллективизации» - а фактически огосударствления, не имеющего ничего общего с сельскохозяйственной кооперацией, поскольку в ходе коллективизации фактически ликвидировались хозяйства крестьянских дворов. Колхозы не имели права свободного выбора ассортимента и объема выпускаемой продукции, реализовывали продукцию на монополизированном государством рынке, назначение (формально «избрание») руководителей в них осуществлялось партийно-государственными органами. Эти хозяйства были ни чем иным, как государственными хозрасчетными предприятиями, основанными на наемном труде. Совхозы (советские хозяйства) отличались от колхозов только номинально, но зато вполне официально были государственными хозрасчетными предприятиями, а их работники назывались «рабочими». Практически единственная разница между колхозом и совхозом к концу эпохи «советской цивилизации» состояла в том, что при недостатке средств совхоз получал финансирование из госбюджета, а колхоз – кредит в госбанке, который потом не возвращал, и по прошествии какого-то времени безнадежные долги с него списывались.
Так вот, главное отличие этих государственных предприятий от предприятий других отраслей народного хозяйства, с точки зрения отношения их рабочих к государственной собственности, состояло в том, что справедливость требовала безусловного признания права работника на выделение и закрепление за ним доли такой собственности. Признание этого права вытекало из самого происхождения колхозов и совхозов, возникших путем принудительного объединения имущества частных крестьянских хозяйств. Внуки некогда согнанных в колхозы крестьян имели право выйти из колхоза со своей долей – приращенной тяжелым трудом их и их предков.
К этому, собственно, и сводился практически весь пафос «антиколхозных» выступлений времен «перестройки»: дайте хозяйствовать самостоятельно тем, кто этого хочет и на это способен! Не просто не мешайте – помогите таким людям! В других странах у фермеров получается неплохо – может быть, у них выйдет не хуже!?
Эти лозунги, как и многие другие идеалы антикоммунистической революции 1988-1991 гг., в основном так и остались на бумаге. Против фермеров объединились все силы посткоммунистической аграрно-бюрократической мафии, возникшей на месте бывшей партийно-колхозной номенклатуры (и из числа ее же кадров). И если в 2001 году фермерские хозяйства, несмотря на все формы полуузаконенного грабежа и бюрократических измывательств, все-таки дали стране одну десятую валового сбора зерна – то это свидетельство чрезвычайной живучести фермерских хозяйств, соответствия данной формы хозяйствования душевном строю многих русских людей.
Но зато успел родиться, если пользоваться одним из любимых выражений С.Г.Кара-Мурзы, новый «черный миф» - миф о сознательном разрушении советского сельского хозяйства. Между тем, сами по себе мероприятия по реорганизации сельскохозяйственных предприятий, прошедшие за последние бурные 11 лет, не несли в себе ничего такого, что могло бы привести к распаду производства. Никто не принуждал колхозы и совхозы физически делить землю и имущество на части, не были восстановлены права на землю прежних собственников и их наследников, не была введена свободная купля-продажа земли (как бы ни бились в истерике зюгановцы, новый Земельный кодекс не закрепляет такого права за землевладельцами). Просто был установлен титул долевой собственности работников на землю и некоторое (очень небольшое) количество людей выделило свою долю – на чрезвычайно невыгодных условиях, не препятствующих продолжению функционирования бывших колхозов и совхозов, ныне кооперативов и акционерных обществ. Следовательно, причиной произошедшего за это время катастрофического спада сельскохозяйственного производства является отнюдь не «принудительная фермеризация» - ее просто не было, пусть даже кто-то сдуру к ней и призывал. Причины глубже и сложнее, и бОльшая часть из них находится за рамками сельского хозяйства.
Потому абсолютно беспредметны сетования С.Г.Кара-Мурзы вроде таких:
«Вместо того, чтобы поддержать кооперативы и на их основе увеличивать разнообразие аграрной системы, помогая подняться и семейным хозяйствам, и фермерам западного типа, наши реформаторы решили просто удушить сам тип крестьянского земледелия - хоть кооперированного, хоть семейного.»
Еще раз повторяю - не было в СССР кооперативного земледелия, да и животноводства кооперативного тоже не было. Спрашивается, в чей огород камушек? Кто уничтожал в России частные крестьянские хозяйства и кооперативы, заменяя их колхозами, то есть квазикооперативной формой государственных хозяйств, основанных на наемном труде? Или в колхозах не было такого понятия, как заработная плата? (Это, напомню, одно из основных отличий трудовых крестьянских хозяйств.) Сам тип крестьянского земледелия был благополучно удушен коммунистами, сохранившись только в наиболее примитивной и архаичной форме «подсобных хозяйств».
После этого вступления перейдем к рассмотрению вклада С.Г.Кара-Мурзы в дискуссию по вечному русскому агарному вопросу.