Вежливый ребенок про себя подумает: «Что за дурак этот дядька», - а иной и прямо это скажет..
С.Г. Кара-Мурза «Манипуляция сознанием»
Далее автор атакует «русское художественное» чувство, каковое «скрутило голову русскому Ивану». У европейца оно, оказывается, служит «защитой от манипуляций», а у нас вона как вышло. Крупинки действительно верных рассуждений автора о недопустимости абсолютизации художественных образов и грубом переносе их на действительность (хотя в этом есть и глубоко ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ эффект) тонут в той грубой интеллектуальной неряшливости, с которой автор обрушивается на литературу, обвиняя ее в пособничестве «манипуляторам».
Вопрос об ответственности писателя – вечный вопрос, над которым мучительно размышляли многие великие. Естественно, что окончательного решения этого вопроса нет и быть не может: каждый писатель должен решить его для себя самостоятельно. Жизнь – не застывшая глыба, а живой, сложный процесс. Но есть всеобщее решение у Кара-Мурзы. Прилагать к художественному произведению… короткую социологическую справку:
Как искажено литературой уже наше восприятие истории России! Прочитав в школе «Муму», мы создаем в нашем воображении страшный образ крепостного права. Ну что стоило дать в том же учебнике маленькую справку! Ведь мало кто знает, что число крепостных среди крестьян в России лишь на короткий срок достигло половины, а уже в 1830 г. составляло лишь 37%. Право продавать крестьян без земли было дано помещикам лишь в 1767 г. и отменено уже в 1802 г. (были лазейки, но уже и Чичикову пришлось непросто). Мы же в массе своей думаем, что помещики направо и налево распродавали крестьян, да еще старались разделить мужа и жену. Это же были случаи исключительные!
Ай да Кара-Мурза! Нашел выход из положения. Восстановил справедливость. Съел Тургенева, прямо-таки убил и в землю закопал, необъективного очернителя «традиционного общества». Крепостное право НЕ БЫЛО страшным, ну что вы. Чичикову приходилось нелегко в ПОКУПКЕ И ПРОДАЖЕ людей. Кстати, и тут автор передергивает (видно, давно не читал Гоголя), трудности Чичикова были связаны с тем, что он покупал умерших крестьян, трудности были связаны с фиктивностью сделки, а не с тем, что он покупал крестьян без земли. Он покупал их НА ВЫВОД, и именно БЕЗ ЗЕМЛИ, на земли, даваемые помещикам, уже имеющим крестьян в Херсонской губернии. Что могло помешать другому помещику скупить крестьян НА ВЫВОД и разделить при этом семью, вывезя их в Херсонскую губернию? Например, покупает он мужиков для обработки купленных им земель: зачем ему скупать их престарелых родителей? Малых детей? Зачем ему тратить деньги на такую благотворительность в то время, как ему нужны именно рабочие руки?
Да разве дело только в продаже? А телесные наказания? А забривание в солдаты? А насильственные браки? А барщина? Милое, доброе крепостное право: сунул нам автор под нос пару цифирей и успокоился («лишь 37 %»! Не лишь, а ЦЕЛЫХ! Впрочем, ссылок на то, откуда данные, как всегда нет). Сергею Георгиевичу работать бы в царской цензуре – цены бы ему не было. Зато автора возмущают полицейские в США, грубые «провокаторы», которые обманывают несчастных наркоторговцев и наркоманов. «Социологическую справку» надо прилагать не к Тургеневу, а ко всяким неряшливым трудам современных «исследователей», которые пристрастно собирают «факты», кромсают цитаты и не владеют элементарными правилами добросовестного научного исследования.
Путаница в авторской голове приводит его к диким и нелепым выводам, к неправильной оценке тех или иных общественных явлений. В этом он НИЧЕМ не отличается от так называемой «либеральной интеллигенции», которую он так любит громить.
Понятно, что для писателя, который обращался к русскому читателю, свобода слова должна была быть исключена.
Ну, конечно, не для Кара-Мурзы. Сам он пользуется свободой слова вовсю (и как это «манипуляторы» позволяют ему это, он же их разоблачает?). Ограничивать надо других. Например, Булгакова:
Сатанизм М.Булгакова вошел в наш духовный рацион, его не выплюнуть. Но к беде ведет не само художественное возвеличение дьявола, а мягкое подталкивание читателя к мысли, что в этом - истина. Не яд, выработанный больной душой изверившегося писателя, который дается нам как соблазн и лекарство, а именно истина…
С большой художественной силой писатель узаконил вожделения, которых раньше стыдились. Женщина теперь может мечтать: встретиться бы с дьяволом, слетать на метле на шабаш, поработать там для него вечерок - и получить желаемое. А интеллектуал, считающий себя, конечно же, Мастером, мечтает получить вечный и вполне материальный комфорт: хороший каменный дом подальше от «этой страны», бесплатного слугу (который, судя по всему, не ворует) и любящую женщину под боком…
Стыдно читать эти строки. Стыдно, в первую очередь, за Сергея Георгиевича, который таким образом воспринимает «Мастера и Маргариту». Больная душа не у Булгакова, а у кое-кого другого. Такой дикарский примитивизм, такую варварскую трактовку этого произведения трудно представить. Посоветовать Кара-Мурзе можно только одно: если вы чего-то НЕ ПОНИМАЕТЕ (из-за неразвитости вашего художественного чувства) - это еще не повод для того, чтобы обвинять кого-то в «сатанизме».
Воинствующее невежество – частый гость в «патриотическом лагере». Вот один из подобных «патриотов», в своей, в целом неплохой статье, приводит строчку Лермонтова: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ», - и возмущается, кричит, что Лермонтов не мог такого написать! Что это «манипуляторы» 19-го века приписали ему этот стих. До «патриотического» сознания не доходит, что можно глубоко любить свою страну, отдавать ей и жизнь, и талант, и труд и при этом бичевать ее недостатки, в том числе и в таких строках. Метафизичное сознание не может вместить это в свою черепную коробку, также как не может понять, что НИКТО, кроме Лермонтова, не мог написать такого ГЕНИАЛЬНОГО стихотворения.
«Исследователи» из лагеря аморфных «патриотов» визжат об убийстве Есенина и о том, что предсмертное стихотворение написано не им, а «чекистами». Этим «любителям поэзии» и невдомек, что это признание в своем полном, абсолютном отсутствии чувства поэтического слова, отсутствии умения ЦЕНИТЬ и распознавать настоящую поэзию.
Самое смешное, что далее автор, призывая НЕ ВЕРИТЬ художественным произведениям, относиться к ним со здоровым скептицизмом, непрестанно их цитирует и основывает на них огромное количество своих выводов. Вот говорит он о Гражданской войне. Что, он пользуется исключительно статистикой, свидетельствами и т.д., чтобы вселить в читателя ЗДРАВОЕ ОТНОШЕНИЕ? Да нет, ничего подобного, очень часто в качестве основного доказательства фигурируют цитаты из «Белой Гвардии», «Окаянных дней» Бунина и т.д.
Сергей Георгиевич «доказывает» значение Ленина строчками из Есенина:
Сергей Есенин, поэт не купленный, со свободной совестью, не Демьян Бедный, о Ленине написал: «Слегка суров и нежно мил». А в другом месте:
Застенчивый, простой и милый,
Он вроде сфинкса предо мной.
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной?
На какое-то время, при перестроечном помрачении, русские люди вдруг стали верить жуликам вроде Льва Разгона или Волкогонова больше, чем Сергею Есенину. Но разве это время не прошло?
Это, конечно же, неправильно. Если бы мы исследовали отношение Есенина к Ленину, то могли бы использовать эти поэтические строчки. А в общем оценивать личность Ленина, апеллируя к Есенину – бессмысленно. Можно набрать кучку высказываний талантливых поэтов и писателей, относившихся к Ленину плохо. Можно набрать кучу бездарных восхвалений разной дряни, превозносившей Ленина. Ну и что?
Если уж автор хочет таким образом доказывать что-то, пусть повнимательнее перечитает Есенина. Он поэт «не купленный, со свободной совестью», посмотрим, что он писал о Троцком, Зиновьеве, Бухарине, которых Кара-Мурза время от времени поливает грязью своего невежества.
«Русь бесприютная»
...В них Пушкин.
Лермонтов,
Кольцов,
И наш Некрасов в них,
В них я,
В них даже Троцкий,
Ленин и Бухарин...
«Песнь о великом походе»
А Зиновьев всем
Вел такую речь:
«Братья, лучше нам
Здесь костьми полечь,
Чем отдать врагу
Вольный Питер-град
И идти опять
В кабалу назад»…
..Ой, ты, атамане!
Не вожак, а соцкий.
А на что у коммунаров
Есть товарищ Троцкий!
Он без слезной речи
И лихого звона
Обещал коней нам наших
Напоить из Дона.
Поражает авторская расшифровка Достоевского:
Точно таким же соблазном был вытащенный из речи Ивана Карамазова образ «слезинки ребенка», которую ни в коем случае нельзя пролить даже ради вселенского счастья. Эту фразу тоже замусолили, как будто Иван Карамазов - не психопат с расщепленным сознанием, а как минимум святой мудрец всех религий мира. Да разве образ карамазовской «слезинки» приложим к реальной земной жизни? В жизни-то перед нами выбор стоит всегда намного труднее. Что делать, если ради спасения жизни одного ребенка приходится пролить слезинку другого? Тоже нельзя? Стреляя в немца, наш солдат разве не знал, что заставляет пролить слезинку его невинного ребенка?
Не знаю, кто тут «психопат с расщепленным сознанием», но уж явно не Иван Карамазов. Если коротко, специально для Кара-Мурзы, расшифровываю.
Во-первых, речь шла не о мифической абстрактной «слезинке», классиков надо все-таки перечитывать:
…Скажи мне сам, прямо, я зову тебя – отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!
- Нет, не согласился бы, - тихо проговорил Алеша.
- И можешь ли ты допустить идею, что люди, для которых ты строишь, согласились бы сами принять свое счастие на неоправданной крови маленького замученного, а приняв, остаться навеки счастливыми?
-Нет, не могу допустить.
(Ф.М. Достоевский, Полное собрание сочинений в 30-ти томах, Л., 1976, т. 14, стр. 223-224, глава «Бунт»)
Рассматривать разговор Ивана и Алеши Карамазовых можно с разных сторон, это разговор и о боге, и о вере в него, и об оправданности страданий человечества во имя грядущего царства божьего, и о беззащитности, и слабости и великой силе души человека, отказавшегося от бога (Иван Карамазов) и т.д.
Но нас интересует именно проблема ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОГО злодейства, осознанного, НЕСПРАВЕДЛИВОГО насилия над невинным человеком во имя благих целей. Происходящего, в частности, и во время революционного преобразования общества.
Здесь очень тонкий момент. Революционер должен сознавать, что никакое кардинальное изменение общественного порядка невозможно без пролития крови, а вероятно, и невинной (впрочем, и бездействие тоже способствует пролитию этой крови). Но он должен понимать, что НИКОГДА нельзя идти на ОСОЗНАННОЕ, РАЦИОНАЛЬНОЕ злодейство. Никогда, даже во имя самых благих целей, нельзя добиваться всеобщего счастья, ОСОЗНАННО уничтожая невиновных, пусть это и требует «революционная целесообразность» (расстрел ВСЕЙ царской семьи, например, массовые расстрелы заложников в ответ на выстрелы Каплан и т.д.).
Достоевский говорил о соотношении цели и средства. О том, что средства могут уничтожить самую прекрасную цель. Классический пример революционера, действующего по принципу «цель оправдывает средства», - Нечаев. Думаю, найти информацию о нем может любой заинтересованный читатель. Такого рода революционера (Ставрогина) изображал Достоевский в «Бесах». Ясно, что в чистом виде такие типы встречают редко, но те или иные признаки «нечаевщины» можно найти в деятельности многих революционеров (к сожалению, и у большевиков). Можно привести сравнительно свежий пример: убийство членами германской РАФ американского солдата Эдварда Пименталя только с целью завладения его документами. Здесь вы можете прочитать о том, как расценивает этот случай одна из участниц РАФ, в данный момент находящаяся в тюремном заключении, Биргит Хогефельд.
Брать революционную целесообразность как аксиому – это значит делать из «буржуев» дешевые пельмени для голодных рабочих, чтоб «мясо не пропадало». Это скатывание в глубины дичайшего террора, который, в конечном итоге, уничтожит и революцию и ее цели.
Другая сторона этой проблемы – «интеллигентское» бездействие из опасения пролить невинную кровь. Обе крайности – являются КРАЙНОСТЯМИ, надо понимать, что существует БАЛАНС между ними. Нужно искать ЗОЛОТУЮ СЕРЕДИНУ между революционной «целесообразностью» и бездействием «ненасилия». Вот как глубоко ставил вопросы Достоевский (а это только одна грань из многих этого вопроса). А Кара-Мурза замазывает глубочайшую суть его высказываний болтовней о «психопатах с расщепленным сознанием». Он высказывает «аксиому»:
Можно даже высказать как аксиому: наверняка становится палачом тот правитель, который не выполняет своего тяжелого долга из опасения ненароком вызвать чью-то невинную слезинку.
В том и дело, что Достоевский не ставил вопрос о НЕНАРОКОМ. Он ставил вопрос о НАМЕРЕННОМ, и не о пролитии абстрактной «слезинки», а самом натуральном злодействе. Перед тем, как высказывать «умные» мысли о цензурном ограничении русской литературы, надо бы ее немного знать и понимать.
Что касается цензуры, то обозначу немного и свою позицию (очень кратко). Я, например, не понимаю и не люблю ни Довлатова, ни Сашу Соколова, ни Венедикта (не Виктора!) Ерофеева, хотя последний, на мой взгляд, все-таки очень талантлив. Ну и что, я теперь должен ратовать за «накладывание на их творчество ограничений»? Я могу высказать свое мнение, написать критическую статью, но зачем болтать о цензуре, о запрещении? Существуют люди, которые их понимают, ценят, любят, почему надо свое личное художественное восприятие распространять на всех остальных людей? Время – лучший цензор, оно в итоге покажет, кто чего стоит.
Я не люблю Солженицина как писателя и с неуважением отношусь к нему как к личности, а «Архипелаг ГУЛАГ» считаю ОЧЕНЬ необъективным произведением, в котором нашла свое ярчайшее выражение пристрастность автора (как и в не менее дилетантской и полуфашистской его работе «200 лет вместе). Но запрещать его – еще большая пристрастность и глупость. Напишите критику, опровергните, вложите ТРУД. А не абсолютизируйте свое мнение, делая его мерилом всего и вся.
В свое время многие великие ошибались в своих оценках других великих. А что уж говорить о безграмотных и серых посредственностях, которые мечтают о всеобщей цензуре. Представляю, чего бы наворочали наши любезные «патриоты» и кого бы они запретили!
Хотя, повторюсь, вопрос о цензуре – это отдельная, очень большая тема и толком осветить ее в этой критической работе, конечно, невозможно.