6.4.6. Кризис 1927/28 года.
Критика политики правящей партии со стороны оппозиции основывалась, в частности, на совершенно справедливом постулате: восстановительный потенциал роста был исчерпан, производственные мощности, доставшиеся в наследство от дореволюционной экономики, были практически полностью введены в действие, и даже начали изнашиваться. Для сохранения темпов роста требовались накопления и капиталовложения в возрастающих масштабах.
Оппозиция требовала в качестве источника накоплений использовать налоги с «кулаков». Понятно, что такой прием мог бы сработать только один раз – «кулацкие» хозяйства мгновенно мимикрировали бы под мелкие или сократили бы товарное производство. Сталинско-бухаринская фракция больше напирала на туманный «режим экономии», а на практике проводила линию на пополнение государственного бюджета за счет продажи водки – против чего оппозиция решительно возражала. Вторым важнейшим элементом макроэкономической политики правящей фракции была денежная эмиссия, за счет которой финансировались индустриальные новостройки. Основную тяжесть эмиссионного «налога» предполагалось возложить на крестьян. Однако решение было недальновидным. Крестьяне обладали гораздо меньшей зависимостью от рынка, чем горожане, и когда они почувствовали, что осенью 1927 г. власть им вместо полноценных червонцев предлагает изрядно обесценившиеся «фантики», то отказались поставлять хлеб по установленным государством ценам. Это было их средство борьбы с государственным печатным станком.
Добавил масла в огонь и Сталин, в июле прямо заявившей об угрозе войны. Угроза была, мягко говоря, сильно преувеличенной, однако в результате возник ажиотажный спрос, обострился товарный голод как на продовольственные, так и на промышленные товары.
Экономическое положение в стране к концу 1927 г. очень напоминало ситуацию двухлетней давности, но добавилась значительная внутриполитическая напряженность. В целом обстановка была намного сложнее. Например, в 1925 г. в городах не было серьезных перебоев со снабжением хлебом, потому что падение централизованных хлебозаготовок компенсировали частные заготовители. А в конце 1927 г., несмотря на то, что плановые заготовки за 2-е полугодие на 10% превысили уровень 1925 г., хлеба повсеместно не хватало, за ним выстраивались огромные очереди, так как частные заготовки были запрещены.
В декабре 1927 г. открылся XV съезд ВКП(б). Бухарин выступил перед съездом с лозунгом "форсированного нажима на кулака", фактически заимствованным из арсенала оппозиции. Сталинско-бухаринская фракция, обеспечив "монолитность" состава XV съезда, скрыла даже от делегатов съезда тот факт, что к его моменту плановые заготовки хлеба упали на 42% по сравнению с тем же периодом предыдущего года. Делегаты не узнали и о том, что накануне съезда Политбюро провело несколько заседаний, на которых обсуждались пути преодоления хлебозаготовительного кризиса, угрожавшего значительно превзойти по своим масштабам и последствиям аналогичные "осенние заминки" 1925 года и поставить города перед угрозой хлебной блокады. Предложение оппозиции о принудительном займе в 150-200 млн. пудов хлеба у 10% наиболее богатых крестьянских хозяйств было объявлено Молотовым при поддержке Сталина срывом политики нэпа.
В официальную историю партии XV съезд вошел как «съезд коллективизации». Однако идея коллективизации в отчётном докладе Сталина, в докладах Рыкова и Молотова и в резолюциях по этим докладам была сформулирована как политика, рассчитанная на неопределённо отдалённую перспективу. "Мы знаем, - говорил Молотов, - что развитие индивидуального хозяйства по пути к социализму - есть путь медленный, есть путь длительный. Требуется немало лет для того, чтобы перейти от индивидуального к общественному (коллективному) хозяйству» … «Нельзя, конечно забывать, - повторял он в заключительном слове на съезде, - что на ближайшие годы наше сельское хозяйство будет развиваться главным образом как масса мелких крестьянских хозяйств» [XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). т. II. с. 1185]
Впервые признав на XV съезде "известный рост кулачества в деревне", Сталин тем не менее крайне осторожно формулировал задачу "экономической изоляции" кулачества: «Не правы те товарищи, которые думают, что можно и нужно покончить с кулачеством в порядке административных мер, через ГПУ: сказал, приложил печать и точка. ... Кулака надо взять мерами экономического порядка и на основе советской законности» [И. Сталин. XV СЪЕЗД ВКП(б). Политический отчет ЦК].
Лишь столкнувшись с острым кризисом хлебозаготовок, Сталин буквально в считанные дни превратился из "умиротворителя" деревни в самого жестокого её "усмирителя", причем с помощью таких методов, какие до тех пор не предлагались никем в партии. Не имея в этом, как и в других коренных социально-экономических вопросах, четкого стратегического плана, он осуществлял изменение провозглашённой XV съездом политики сугубо эмпирическим путём.
14 и 24 декабря 1927 года были разосланы на места секретные директивы ЦК с требованиями во что бы то ни стало увеличить объём хлебозаготовок. Поскольку эти директивы "не возымели действия", ЦК направил 6 января 1928 года третью директиву, говоря словами самого Сталина, "совершенно исключительную как по своему тону, так и по своим требованиям" [Сталин И. В. Соч. т. 11. с. 11.]. Она требовала применения "особых репрессивных мер ... в отношении кулаков и спекулянтов, срывающих сельскохозяйственные цены" и предупреждала, что ЦК будет поставлен "перед необходимостью замены нынешних руководителей парторганизаций", которые не добьются в месячный срок решительного перелома в хлебозаготовках. В следующей директиве от 14 января говорилось о решении ЦК "нажать зверски на наши парторганизации" и подтверждалось требование арестовывать "спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен". Называя Урал и Сибирь последним резервом выкачки из села хлебных запасов, директива подчеркивала, что в этих регионах "нажать ... нужно отчаянно" [Известия ЦК КПСС. 1991. № 5. с. 195-196; Вопросы истории КПСС. 1991. № 1. с. 70, 72.].
В середине января Сталин направился в Сибирь. Во время этой трёхнедельной поездки Сталин собирал совещания партийного актива, на которых в самой резкой форме требовал от местных партийных работников беспощадно применять к крестьянам, отказывающимся продавать хлеб государству, 107 статью Уголовного Кодекса, устанавливавшую уголовную ответственность (лишение свободы с полной или частичной конфискацией имущества) за "злостное повышение цен на товары путём скупки, сокрытия или невыпуска таковых на рынок". Столь же резко Сталин требовал немедленного снятия с постов прокуроров и судей, партийных и советских работников, проявлявших нерешительность в применении этих мер.
Ещё до приезда Сталина в Сибири для борьбы с крупными держателями хлеба и его частными скупщиками были созданы чрезвычайные "тройки", которым были подчинены все советские и правоохранительные органы. Согласно решению крайкома, предполагалось отдать под суд не более 0,5-1,5 тыс. владельцев наиболее богатых кулацких хозяйств, укрывавших крупные запасы хлеба, т. е. примерно 1 % от общего числа кулаков, насчитывавшихся в Сибири. В соответствии с требованием Сталина проводить дела по 107 статье в особо срочном и форсированном порядке, Сибкрайком принял решение о расследовании таких дел в 24 часа и рассмотрении их выездными сессиями судов в течение трёх суток без участия защиты. Народным судам запрещалось выносить по этим делам оправдательные или условные приговоры, а окружным судам - смягчать приговоры и удовлетворять кассационные жалобы (последняя мера была отменена только после её опротестования 25 февраля прокурором РСФСР Крыленко). Это является хорошей иллюстрацией понимания Сталиным «советской законности», а заодно еще раз показывает истинную цену всему советскому законодательству того времени, анализу которого так много времени отводит С.Г.Кара-Мурза.
Во многих селах проводились сплошные обходы и обыски крестьянских дворов, сопровождавшиеся арестами тех их владельцев, у которых были обнаружены запасы хлеба. Чтобы заручиться поддержкой чрезвычайных мер со стороны бедноты, ей было обещано предоставлять до 25 % конфискованного хлеба на семейные нужды. Суды, превратившиеся в исполнительные аппараты в руках троек и уполномоченных, принимали решения конфисковывать не только хлеб, но также скот и сельскохозяйственную технику. По неполным данным, за первую половину 1928 года в Сибири было осуждено более 2200 крестьян. Все эти меры, широко применявшиеся и в других регионах, получили название "урало-сибирского метода хлебозаготовок". Реакцией на применение чрезвычайных мер в Сибири стало 13 крестьянских вооружённых выступлений, в которых участвовало от 15 до 300 человек. Намного большим было число актов вооруженного сопротивления против организаторов хлебозаготовок.
Именно в начале 1928 года Сталин стал рассматривать коллективизацию не с точки зрения подъёма производительных сил сельского хозяйства и преобразования социальных отношений в деревне, а прежде всего как более удобный для государства метод получения хлеба. "Чтобы поставить хлебозаготовки на более или менее удовлетворительную основу", он призвал "покрыть все районы нашей страны, без исключения, колхозами (и совхозами), способными заменить, как сдатчика хлеба государству, не только кулаков, но и индивидуальных крестьян". [Сталин И. В. Соч. т. 11. с. 5, 7.] Однако вплоть до конца 1929 года он продолжал в официальных выступлениях характеризовать сплошную коллективизацию как задачу, рассчитанную на неопределённо длительный срок.
Вернувшись из Сибири, Сталин был вынужден в течение первой половины 1928 г лавировать между остатками троцкистской оппозиции, не теряющей случая подловить его на реальных и кажущихся ошибках, и начавшейся оформляться группой Бухарина, Рыкова и Томского, возражавших против возрождения хлебозаготовок в духе 1920 года. Сопротивление такой политике возникло и в низах партии. В специальной сводке Сибирского управления ОГПУ от 10 февраля 1928 года приводились типичные высказывания бедняков-коммунистов или комсомольцев: "проводимая партией политика ведёт нас к разорению", "этот нажим пахнет 20-м годом"; "крестьянам, видимо, придётся ковать пики, как в 1919-20 годах и стоять за себя" [Известия ЦК КПСС. 1991. № 7. с. 179-182.].
В секретном письме от 13 февраля 1928 г. Сталин всю ответственность за "искажения и перегибы" в ходе хлебозаготовительной кампании была возложена исключительно на местные организации. Летом 1928 года началось выправление "перегибов". Были освобождены 494 человека, осуждённые в связи с хлебозаготовками. Одновременно было возбуждено 801 уголовное дело против должностных лиц, совершивших злоупотребления при хлебозаготовках, т. е. непосредственных исполнителей сталинских указаний. В том же письме Сталин подтверждал, что "нэп есть основа нашей экономической политики, и остается таковой на длительный исторический период", и заявлял, что "разговоры о том, что мы будто бы отменяем нэп, вводим продразвёрстку, раскулачивание и т. д. являются контрреволюционной болтовней, против которой необходима решительная борьба". [ Сталин И. В. Соч. т. 11. с. 15, 17.]
В июне заместитель наркома финансов Фрумкин направил членам Политбюро письмо, в котором заявлял: "Мы не должны закрывать глаза на то, что деревня, за исключением небольшой части бедноты, настроена против нас". Приведя слова Молотова: "Надо ударить по кулаку так, чтобы перед нами вытянулся середняк", Фрумкин писал, что в этих словах выражена фактически проводимая новая политическая линия, которая "привела основные массы середнячества к беспросветности и бесперспективности. Всякий стимул улучшения хозяйства, улучшения живого и мертвого инвентаря, продуктивного скота парализует страх быть зачисленным в кулаки ... Объявление кулака вне закона привело к беззаконию по отношению ко всему крестьянству". Фрумкин предлагал вернуться к линии, провозглашённой XIV и XV съездами, открыть базары, повысить цены на хлеб и бороться с кулаком "путём снижения его накоплений, путём увеличения налогов", но не путём раскулачивания.
На июльском Пленуме ЦК проявились разногласия между членами правящей фракции. В речи на пленуме Сталин не только подчеркнул, что "мы не можем зарекаться раз навсегда от применения чрезвычайных мер" [Сталин И. В. Соч. т. 11. с. 174.], но подвёл под эти меры "теоретическое" обоснование, выдвинув тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Там же Сталиным был впервые обнародован тезис о "дани", т. е. "добавочном налоге" или "сверхналоге" на крестьянство, который "мы вынуждены брать временно для того, чтобы сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустрии". [Сталин И. В. Соч. т. 11. с. 159.] Формой этой "дани", которую необходимо получить от крестьянства, Сталин объявил "ножницы" цен на промышленные и сельскохозяйственные товары.
В противовес этим положениям Бухарин и его сторонники говорили на пленуме об ошибках "нового курса" в деревне, последствиями которого стали сокращение крестьянами посевов и наметившаяся "размычка" рабочего класса и крестьянства. Особенно тревожным сигналом, свидетельствующим об ухудшении отношений с середняком, Бухарин назвал массовые крестьянские выступления, вызванные проведением чрезвычайных мер.
Рыков признал свою ответственность как председателя Совнаркома за административный нажим на крестьянство: "Я один из главных виновников произошедших событий ... Я лично был уверен в том, что административные меры приведут к ликвидации хлебного кризиса. Этого, к сожалению, не произошло" [Вопросы истории КПСС. 1989. № 12. с. 84.].
Столкнувшись с резким сопротивлением своему новому курсу в деревне, Сталин отказался от своих недавних установок о форсировании коллективизации. Он подчеркнул, что "мелкое хозяйство ещё долго будет базой нашего производства" [Известия ЦК КПСС. 1989. № 1. с. 126.].
В единогласно принятых резолюциях пленума указывалось на необходимость ликвидировать все рецидивы продразвёрстки, нарушения законности, поднять государственные закупочные цены на хлеб и отказаться в предстоящей хлебозаготовительной кампании от применения чрезвычайных мер. Хотя июльский пленум в решающих вопросах принял линию, предлагавшуюся "правыми", он стал тем толчком, который дал окончательно почувствовать "тройке", что Сталин загоняет её в новую "оппозицию"
Можно сказать, что середина 1928 г. была для России последней точкой выбора. Реальных вариантов было не так уж и много. Эсеро-большевистская аграрная политика, начатая еще «Декретом о земле», завела страну в тупик. Уничтожение крупных передовых хозяйств и последующее измельчание крестьянских дворов лишило страну источника накоплений. Для извлечения средств можно было «нажать на кулака», как это предлагала оппозиция – но тогда кулак неизбежно «растворился» бы, ушел от налогообложения через искусственное дробление хозяйств – а заодно и вовсе перестал бы поставлять товарный хлеб. Можно было поднять цены на промтовары, ликвидировав таким путем «товарный голод», расширить «ножницы цен», сократить поддержку бедняцких хозяйств – с неизбежным возрастанием социальной дифференциации и массового недовольства, а также усилением кулаков. Наконец, можно было повторить вариант решения 1926 г.: ослабить нажим и предоставить обмену между городом и деревней возможность развиваться естественным путем – то есть отказаться от идеи «первоначального социалистического накопления», с опять-таки неотвратимым усилением кулачества. В конечном счете оба последних варианта означали для большевиков неизбежный уход с политической сцены, их вытеснение представителями того класса, который, насчитывая более 80% населения страны, был призван исполнять роль чьего-то «союзника». Эта цена была неприемлемой – не для страны, но для власти. Поэтому предпочтение было отдано четвертому варианту – массовой коллективизации как способу уйти от необходимости эквивалентного обмена между городом и деревней. Сталину оставалось только подготовить для этого политические условия.
Дмитрий Ниткин. © 2002